эскортницы.

Он замер, вглядываясь в моё лицо с явным намерением при необходимости вытрясти из меня более конкретный ответ.

Но я не видела смысла в шарады играть.

— Соня, что за бред?

— Как тебе не противно? Как тебе самому-то не тошно! Сергей, спать с женой собственного брата?..

И лишь когда я произнесла это вслух, поняла, до чего это всё-таки мерзко. Не знаю, было бы для меня менее мерзким открытием, затащи Сергей в постель кого-нибудь из прислуги. Но Ольга Воронова…

Стоило только вспомнить её сверкавший триумфом взгляд и злобное «Я тебя уничтожу!»

— Соня, что ты…

— Даже не смей отпираться! — рявкнула я, отталкивая мужа подальше. — Твоя дражайшая любовница сама во всём мне призналась!

Сергей побледнел — резко, стремительно. Пытался что-то сказать, но всё никак не мог подобрать нужных слов.

— Пересказывать наш разговор я не буду. Тошно, — я оттолкнулась от стены, на которую всё это время опиралась, и толкнув плечом мужа, вышла в коридор из нежилого крыла. — Уверена, она сама всё тебе объяснит. А я не собираюсь. Я собираюсь выкарабкиваться из вашего воронова гнезда.

22. Глава 22

— Выбираться?

Сергей настиг меня в несколько шагов. С его-то ростом это ему ничего не стоило.

Его рука снова легла мне на плечо и без труда меня развернула.

— Отпусти! — прошипела я. — Нам больше не о чем говорить. Нет в этом смысла!

— Ты всерьёз собралась отсюда съезжать? — в голосе мужа засквозила насмешка. — Соня, очнись! Забыла, где ты находишься?

— Да кто же мне позволит забыть!

И собственные слова болью отзываются в сердце. Потому что пока я, кажется, сама не уверена, что смогу отсюда вырваться. Не без жертв, во всяком случае. Это уж точно.

— Вот именно, — отчеканил Сергей, притягивая меня к себе ближе. — Ты же помнишь, что тебе никто не позволит просто так отсюда уйти. Ни уйти, ни трепать языком.

Наши лица всё ближе. Взгляд у мужа становится бешеным. Подавляет волю к сопротивлению.

Он это умел. Входя в этот раж, умел давить на меня своей энергетикой. Именно так заставлял меня подчиняться — затравливая, запугивая, унижая.

Только у всего есть срок выдержки и терпения. Что дальше не гнётся, то просто ломается. Или высвобождается. Тут уж как повезёт.

— Никто не позволит? — говорю ему в тон, стараясь не делать лишних движений. Они могли ещё сильнее его разозлить.

— Вот именно! Напомню, если ты вдруг забыла. Мы — Вороновы. И ты часть семьи. А эта семья своих секретов просто так не выдаёт. Никогда и ни за что.

Его дыхание обжигает мне щёку, и я начинаю всерьёз сомневаться, что он отдаёт себе отчёт в том, как всё это выглядит. Каким самообличением представляются все его громкие, но для меня пустые слова.

Пустые, потому что я устала жить в постоянном напряжении. В вечном страхе.

— То есть ты мне угрожаешь? — я смотрела на него не мигая. — Открытым текстом мне говоришь, что любая моя попытка выйти из-под опеки твоей сумасшедшей семейки будет стоить мне слишком дорого. Я верно тебя понимаю?

— А ты красивая, когда злишься, — ошарашил меня супруг, поглаживая взглядом моё наверняка раскрасневшееся от волнения и гнева лицо. — Я уже и забыл, как это бывает…

Сначала я остолбенела от такой внезапной смены тональности, а потом меня буквально ожгло ненавистью. Да такой сильной, какой я к нему ещё никогда не испытывала.

— Ты… ты совсем больной! Как ты можешь такое мне говорить, когда кувыркаешься в постели с женой своего брата!

— Не ори, — процедил муж, слегка встряхнув меня за плечо. — Не разгоняй лишнюю драму.

— Лишнюю драму?!

— Будто у нас и без твоих истерик не хватает в жизни проблем.