Понятия не имею, правильно ли я с ней обошлась.

Но точно знаю, что любая, даже самая горькая правда лучше, чем сладкая ложь. А такое молчание еще хуже лжи.

Так что я не жалела, что сказала то, что чувствую в данный момент.

16. 16

И, сколько бы я не строила из себя храбрую, мужественную и крайне самодостаточную современную женщину, ситуация с подругой выбила окончательно.

Остаток дня я слонялась по дому, совсем не мужественно шмыгая носом. Одно радовало – Лешка не разболелся, а наоборот, пошел на поправку. Педиатр сказал, что вовремя принятые лекарства придушили болезнь прямо в зародыше.

– Ма, ты грустишь? – интересуется сын, когда я чернее тучи возвращаюсь из фирмы и отпускаю наконец няню. Весь день мы проводим за домашними хлопотами, а ближе к вечеру так устаем, что даже ужин приготовить сил не остается.

Радовалась бы, глупая. Подстава Антона решилась для меня крайне удачно. Личной помощницей генерального с круглым окладом?! Да о таком можно было только мечтать, а я тут сопли размазываю!

– Нет, просто устала, – треплю Лешку по макушке, и незаметно подкладываю ему еще каши. Сын морщится, но есть продолжает.

– Не вкусно? – виновато кусая губу, интересуюсь.

– Ма-а, – порицающее тянет и смотрит нахмуренно. – Кашу на ужин?

Плюхаюсь на табурет, отхлебывая из кружки пустой чай.

– Ну да, – вину свою признаю. – Обещаю, завтра займусь готовкой и наделаю что-нибудь вкусненького на неделю вперед. Итак, задание на сегодняшний вечер - составить план действий на ближайшие дни! – преувеличенно радостно заявляю. – Или все-таки возьмемся за ужин? – жалобно свожу брови на переносице.

Малыш грустит без отца. Я это вижу, и всячески стараюсь отвлечь, лишь бы избежать неприятных объяснений. Знаю, что глупо. Объясняться придется. И подробно, обстоятельно рассказать, почему мама с папой больше не могут жить вместе…

Но такие слова даже пока в моей голове не находятся… Я чувствую себя одинокой, потерянной и крайне испуганной. Как взять себя в руки и с ребенком поговорить?

– План? А тебе не надо работать?! – удивленно восклицает сынишка. Настолько удивленно, что даже ложку откидывает и топорщит пальчики.

Смеюсь.

– На этой неделе нет, – признаюсь. – Мне дали выходные, и мы проведем их с тобой вместе. Можем сходить в кино или парк развлечений.

– Надо выбрать? – вижу, как его глаза загораются.

– Нет, – тепло улыбаюсь, а у самой снова слезятся глаза. – Не надо выбирать. Мы пойдем и туда и туда.

Лешка принимается исполнять дикие счастливые танцы прямо на табуретке. А я прячу кислую мину и делаю вид, что радуюсь вместе с ребенком. Хотя степень нашего с Антоном невнимания к сыну в полной мере осознаю только сейчас.

Всегда считала, что муж недостаточно Лешке его уделяет. А чем лучше я? Ведь ни раз задерживалась на работе до позднего вечера, доделывая отчеты. Считала, что все это во благо семьи.

И что получила? Сыну ведь не объяснишь сейчас почему мама с папой так поздно приходят…

Чувство вины падает на меня целой тонной и ощутимо придавливает. В порыве хватаю сынишку и крепко-крепко его обнимаю. Тот морщится, потому что уже сполна прочувствовал возраст, когда телячьи ласки это табу для таких взрослых мальчишек. Но я все равно прижимаю его к себе еще крепче и целую в макушку.

Так нас и застает дверной звонок, звук которого заполняет все пространство прихожей и маленькой кухни.

– Папа?! – радостно взвизгивает сынишка.

Я и сообразить не успеваю, как он вырывается. Спрыгивает с табуретки и несется открывать дверь.

– Леша! – ругаюсь. Бегу за ним следом. Конечно, и пол слова сказать не успеваю, в то время, как сынишка уже проворно отщелкивает замок.