– Раньше тебе нравились такие мероприятия, – цедит муж.

– Раньше я не чувствовала себя племенной кобылой, которую показывают публике, – не выдерживаю, огрызаюсь в ответ.

– Заткнись, – шипит Глеб.

– Как скажешь, только пойдём отсюда скорее.

Мы прощаемся с виновниками торжества, Глеб рассыпается в пожеланиях, извиняется за ранний уход, буквально облизывает меня, рассказывает всем, что я плохо себя чувствую, поэтому мы вынуждены откланяться.

Наконец, покидаем этот душный, наполненный людьми зал.

На улице прохладный воздух бьёт в лицо. Жадно дышу. Скашиваю глаза на Глеба. Глаза его полыхают яростью. Всё, маска слетела. Даже до машины не дотерпел.

– Я не пойму, в чём дело? – психует Глеб. – Неужели трудно было потерпеть до конца?

– Зачем? У тебя беременная жена, ей нужно отдыхать, разве это не укладывается в легенду?

– Это я буду решать, когда тебе отдыхать, когда прыгать, когда есть, когда спать! Ты ещё не поняла этого? – хватает меня грубо за предплечье, тянет к машине.

– Пусти меня, – пытаюсь вырвать руку.

– Тихо, я сказал, – заталкивает на заднее сиденье. – Езжай домой! Я вернусь и решу вопросы, которые ты не дала мне закончить! – захлопывает дверцу так, что у меня закладывает уши.

Машина трогается. Я обнимаю себя за плечи, меня трясёт. И не знаю, рада я или нет, что Глеб не едет со мной вместе. Я вообще не хочу возвращаться домой, там эта мелкая кобра.

Господи, можно, я просто испарюсь, исчезну и не буду исполнять все эти роли. От этого слишком больно.

Тяжело дышу, готовясь внутренне к очередной войне, которая меня ждёт, как только я переступлю порог нашей квартиры.

А перед глазами стоит Громов, обнимающий улыбающуюся Настасью…

13. Глава 13.

Машина едет по городу, я дышу. Но помогает плохо. Слёзы всё же выступают на глазах, вытираю их аккуратно, чтобы не размазать тушь, дома мне предстоит ещё одна битва, я не могу показать слабость и проиграть её.

Машина тормозит у нашего подъезда. Водитель открывает передо мной дверь.

Выхожу. На улице так свежо и хорошо.

– Маргарита Ефимовна, пойдёмте, – торопит меня водитель, он же мой охранник и цербер. Вспоминаю, как его зовут. Павел, кажется.

– Паша, я хочу подышать воздухом, – сообщаю упрямо.

Я не могу идти домой прямо сейчас. Мне нужно ещё пару минут, чтобы нарастить броню, настроиться, чтобы быть готовой дать отпор этой борзой козе.

– Глеб Александрович будет недоволен, – натянуто сообщает охранник.

– А мне плевать. Я хочу прогуляться.

– Не велено, – жёстко обрывает меня Павел.

– Что значит не велено? Ты мне кто такой, чтобы указывать, – взвиваюсь тут же. Как же вы меня все бесите!

– Маргарита Ефимовна, – устало вздыхает охранник. – Ну вы же понимаете.

– Я понимаю. Поэтому, Паша, давай не будем создавать проблем друг другу. Я прогуляюсь, а ты не скажешь об этом моему мужу. Сбегать я не собираюсь. Просто пройдусь.

– Хорошо. Но я пройдусь следом, – упрямо добавляет он.

– Только не мешай. Мне нужно подумать.

Медленно иду по освещённым дорожкам, слёзы текут, и пусть. Я специально вырвала для себя это время, чтобы позволить своей истерике выйти наружу, успокоиться и только потом вернуться в ад, в который превратился с недавних пор мой дом и вся моя жизнь.

Сажусь на лавочку. Хочется подтянуть к груди ноги, и порыдать вдоволь, но проклятый живот мешает. Ладно, бог с ним.

Устремляю взгляд в звёздное небо. Где-то вдалеке слышен смех компании молодёжи. Такой беззаботный… Смотрю на детскую карусель на площадке.

Вспоминается, как когда-то давным-давно на похожей карусели дворовый пацан Мишка Гром катал маленькую курносую девчушку…