– У вас годовщина шестнадцатого, я решила прикупить подарок заранее, – с гордостью сказала Дарья Владимировна и постучала ложечкой по чашке, размешивая сахар.

– Пятнадцатого, – поправила я машинально, но свекровь отмахнулась.

– Сынок сказал, ты будешь рада, тебе всё равно некогда по магазинам разъезжать, – её красные губы расползлись в улыбке. – Я сказала ему, что подарю шестнадцатого, как раз на праздник, но вот вчера решила не ждать и сходила на Ягодки. Распаковывай обновку!

– Пятнадцатого годовщина, – поправила я снова, но всё же последовала её просьбе.

Снова пошла в коридор и только сейчас заметила на пакете эмблему магазина. И правда, тот бренд, который я хотела. Только вот пакет оказался не кислотно-зелёным, как мне показалось вначале, а прозрачным.

– Чего стоишь, смотришь? – свекровь возникла сзади с чашкой чая и самодовольно усмехнулась, ставя её на столик рядом. – Давай сразу застелим, небось на нестиранном спите уже неделю. Смотри, угробишь мне сына, болячками покроется.

– Оно же зелёное, Дарья Владимировна… – зачем-то сказала я, хотя не заметить это было сложно даже с её зрением.

– И что? – спросила свекровь. Она уже по хозяйски схватила его и понесла в нашу спальню, не оглядываясь на меня. – В любой комнате должен быть яркий элемент.

Она быстро стянула с большой кровати наши шелковые простыни светло-кофейного цвета и принялась расстилать свои.

В серо-голубой спальне кислотное белье смотрелось настолько грубо и не к месту, что впору было выколоть глаза, чтобы не видеть его на постели. В самом низу простыней я заметила ещё и россыпь ромашек, когда Дарья Владимировна любовно пригладила их ладонями.

– Вот теперь другое дело, – сказала она, отряхивая руки друг о друга. – Тут всё такое у вас холодное и безжизненное, ну прям вешайся. А так я хоть немного тепла и цветов принесла.

– Спасибо, – сказала я, чтобы не дай бог не обидеть её.

Я всё смотрела и смотрела на подарок и вспоминала, могла ли случайно закрыть вкладку с бежевым бельём и открыть это. Иначе как могло ей прийти в голову купить именно его?

– Ты что, не рада?, – протянула свекровь, смотря то на меня, то на простынь и хлопая глазами. – Я думала, она вне себя от радости будет, а она… Хоть бы что-то сказала… – её тон стал обиженным, и мне на секунду стало стыдно.

– Спасибо вам, Дарья Владимировна, – пролепетала я под её изучающим взглядом ещё раз, после чего свекровь фыркнула и начала взбивать подушки.

– Вот как это делается. Смотри, а то клопы заведутся.

– Я могу справиться сама.

– Мне кажется, ты всё же не рада, – она остановилась, и глаза её сощурились. – Я тащила его два квартала, милая, на своём горбу, чтобы тебе не пришлось идти в магазин. Любая другая была бы вне себя от благодарности, что кто-то заботится о ней, пока она ленится выйти из дома, – теперь её высокий голос стал ядовитым.

– Я не ленилась! – тут же вспыхнула я.

– Это ж надо наглость иметь так нос воротить, – продолжала причитать она. – Постыдилась бы так с родственниками обращаться. Мои девочки бы никогда так не поступили. А тебе если некогда из дома выйти, занятая ты наша, так была бы благодарна…

Святые боги, я же не просила её! Всё, что я сделала – забыла закрыть вкладку у Макса, только и всего. Я даже его не просила, только громко размышляла вслух и спросила, какое ему больше нравится – бежевое или серое.

Я быстро похватала белье с пола, чтобы чем–то занять руки и не прибить её за беспочвенные обвинения, и ушла в ванную. Эта женщина умудрялась выводить меня на эмоции каждый раз, как появлялась в моем доме, и каждый раз мне хотелось выгнать её со скандалом. Но я держалась, помня о том, кто она для Макса и моей дочери.