– Я всегда знаю, где ты и с кем. Запомни это, если вдруг решишься совершить какую–нибудь глупость. – Его шепот слишком громкий, он оглушает, выбивает почву из–под ног.

О чем он говорит? Единственная здравая мысль – это Лев. Неужели он думает, что я возобновлю с ним связь?

Все, что я могу – стоять перед ним поверженная и сломленная. Побежденная. Это новая игра, я еще не знаю ее правил.

Но я обязательно научусь в нее играть. И выиграю.

Артур опускает свои губы на мои и целует. Он не закрывает глаза, и я тоже. Он проводит своим языком по моему рту, вписывая на нем новые правила, и я, подчинившись, читаю их. Высовываю свой язык и подписываюсь под этими правилами. Принимаю их, как приму все, что он приготовил для меня.

А потом выплевываю весь свой яд ему в рот и набрасываюсь на него, жадно сминаю губы, размазывая по ним слюну, соглашаясь на все. Ласка, нежность – ничего этого нет. Артур притягивает меня за затылок и отвечает на поцелуй. Жадно, неистово, он упивается этим, ему едва хватает воздуха, он задыхается мучительной близостью.

Я совершенно ничего не чувствую, но ощущаю весь спектр чувств мужа. Мне нравится, что он упивается мной. Нравится, что ему не хватает моих поцелуев, как воздуха. Он сходит с ума. Он умрет, если я остановлюсь. Такая балансировка на грани пропасти. Как канатоходец, мы идем по нитям безумия без страховки. Пытаемся куда–то добраться и собрать овации, но собираем лишь нашу ненависть к друг другу, к себе самим и аккумулируем ее в прикосновении губ.

Когда–нибудь мы вылечимся, обязательно станем нормальными.

Или станем абсолютным, безупречным безумием.

Он знает, что моя инициатива неспроста, поэтому, когда я кусаю его за губу, впиваюсь со всей силы, ни один мускул на его лице не дрогнет. Лишь руки сильнее впиваются в затылок и вдавливают меня еще глубже. Он хочет больше боли, и я сжимаю зубы сильнее.

Металлический вкус отрезвляет разум, обернутый красной пеленой ненависти. Я разжимаю зубы и толкаю мужа в грудь. Он отшатывается и прикладывает пальцы к губе. Красная капля стекает с безупречного лица от губ к подбородку.

Смотрю на свое творение – оно прекрасно.

Чувствую себя отмщенной, прощаю себе свои же грехи. Я спокойна и в какой–то степени счастлива.

Я знаю, что в ближайшие дни этих губ не коснется другая женщина.

11. Глава 10 Выбор

– Папочка, а вы с мамой приедете ко мне? – спрашивает Геля по пути в аэропорт.

– Мы попробуем вырваться, Ангел, но я ничего не могу обещать. Тебе там и без нас будет весело, – улыбается дочери открытой улыбкой.

Артур провожает нас, позади него маячит охранник Дмитрий и Маргарита. Между ними двумя что-то есть, странное, незнакомое. Чистое. Мне чужды такие чувства, искренние улыбки и блеск в глазах.

– Ника, обратный рейс у тебя в 15–25, ты как раз успеешь добраться домой к вечеру. Савелий встретит тебя, у меня не получится.

Я выдавливаю улыбку и кротко отвечаю:

– Конечно.

Не могу отвести взгляд от губ мужа. Красота. Интересно, как он объяснит все своим сотрудникам? Упал на чужую челюсть?

Я не сдерживаюсь, и с моих губ срывается истерический смешок. Артур все подмечает, внимательно рассматривая меня. Готова поклясться, я вижу в его глазах дьявольский огонь. Вчерашняя выходка еще выйдет мне боком.

Полет проходит спокойно. Дочке все интересно. Искренняя, детская радость от любой мелочи, от обыденности. Геля выглядывает в окошко иллюминатора и любуется облаками. С восхищением комментирует все происходящее. И неожиданно бьет под дых своим вопросом:

– Мамочка, а вы с папой разведетесь? – голосок грустный, глазки с тревогой смотрят на меня.