Хныканье усиливается. Ну что, мамочка, пора за дело. Об этом же говорит и солнечный луч, пробравшийся сквозь крохотную щель в ставнях.

Котёнка нет. За ночь комнатка остыла, хотя одна из её стен соприкасается с печью. Вот и первое необходимое дело.

Только, пока я занимаюсь делами, нужно обустроить безопасное место для сына. И это не кровать, с которой он в любой момент может свалиться.

— Потерпи, маленький, — прошу я, но Дэйрон и так слишком долго вёл себя идеально.

Ему надо есть, и он мокрый. И внимание моё в первую очередь нужно ему.

Вода в ведре, стоящем рядом с печью, чуть тёплая, но этого достаточно для того, чтобы позаботься о ребёнке без риска его простудить. Для этого переливаю немного воды в деревянный тазик, кажется, у нас такой назывался лохань. У меня получается довольно быстро подмыть и переодеть малыша. Ставлю в ещё теплую печь миску с молоком и горшочек с оставленной Райтой вчера едой. Возвращаюсь в спальню и прямо на полу возле стены, прилегающей к печи, устраиваю заграждение из подручных предметов: пары стульев, короткой лавки, принесённой из большого помещения. На пол стаскиваю подушку, кладу сложенное в несколько слоев одеяло, под которым мы спали. Хорошо, что я вчера тщательно тут всё промыла.

Теперь можно ненадолго оставить Дэйрона. Правда, он так не считает. Едва я делаю пару шагов от импровизированного манежа, ребёнок заходится криком. Еще не садится, но уже явно пытается это делать.

Укачиванием сейчас не поможешь, надо покормить. Плач Дэйрона болезненно отзывается внутри. И я спешу сделать всё побыстрее. Проверяю молоко и, убедившись, что оно согрелось, беру его и ложку и возвращаюсь к сыну.

Малыш жадно обхватывает ложку губами. Райта права, молока ему уже недостаточно. Нужно поискать крупы. Возможно, там в доме у Ксаррена его уже и прикармливали, но мне об этом ничего неизвестно.

Наевшийся Дэйрон приходит в хорошее настроение, агукает и пытается высвободившимися ручками ухватить меня за волосы, а едва я возвращаю его в огороженное место, поднимает возмущённый крик.

— Нет, малыш, так не годится, мне столько ещё всего нужно сделать.

В голову закрадывается мысль о том, что Райта обещала утром зайти. Но есть и понимание, что ездить на ней всё время не получится. Уже сейчас надо справляться самой. Поэтому я решительно направляюсь в главное помещение пекарни, выбираю пару деревянных мисок, небольшую чашу, мою их. Что поделаешь, других игрушек для ребёнка не найти. А крик Дэйрона неожиданно замолкает. И я опрометью кидаюсь обратно в спальню.

Внутри ограждения кроме Дэйрона я обнаруживаю котёнка. Сын лежит на животике и увлеченно пытается ухватить найдёныша за хвост, а котёнок мягкой лапой, хлопает его по ручке.

Снова вырос. И снова быстро. Теперь он больше походит на котят в три-четыре месяца, и не скажешь, что только вчера его подобрала слепышом.

Когти зверь не выпускает. И, кажется, и сын, и котенок довольны друг другом.

С минуту понаблюдав за ними, я решаюсь оставить Дэйрона с неожиданной нянькой и сбегаю в пекарню.

Первым делом открываю все ставни, впуская утренние лучи солнца.

Затем направляюсь к печи. Вынимаю горшочек с едой. Есть хочется, но сначала надо разжечь огонь.

Открываю заслонку, и прежде всего очищаю печь от вчерашней золы. Щеткой с потертой рукоятью выметаю последние угольки в деревянный совок. Затем в центре печи складываю небольшую горку поленьев.

Втыкаю между поленьями кусочки сухой коры. А вот как это всё поджечь? Райта вчера так легко чиркнула какими-то камнями друг по другу. Камни лежат тут же на приступочке, вот только ни я, ни Алтея ничего подобного прежде в руках не держали. У меня были спички, а у Алтеи — слуги.