– То, что мы уцелели в вертолетной катастрофе – уже чудо. Но это полдела, мэм. Вторая половина – выжить, пока нас не отыщут… и тут у меня для вас плохие новости. Долго мы не продержимся.

Он ждал истерики, но она лишь на секунду прикрыла глаза, справляясь с нервами.

Потом спросила дрогнувшим голосом:

– Как увеличить наши шансы?

– Для начала раскопаем от снега вертолет, его должно быть хорошо видно.

Движение помогло разогнать кровь. Потом они снова забрались в пассажирский отсек, нашли Сэмово пойло и сделали по паре глотков, экономя напиток.

Повисло неловкое молчание. Дэвид прервал его первым:

– Не ожидали, что все закончится вот так – в моей приятной компании?

– В вашей или любой другой – я не намерена ничего заканчивать. Нас найдут, я уверена.

– Ну да… Скажите, а как такую, как вы, вообще занесло на Аляску?

– Такую – это какую? – вскинулась она.

– Будто сами не знаете… У вас на лбу крупными буквами написано: снобская семья, университет Лиги Плюща, уроки игры на пианино и верховая езда.

Клэр дернула плечом, недовольная его проницательностью. Потом вынуждена была признать:

– Ну что ж, мистер, вы читаете меня как открытую книгу. Да, все так, только не пианино, а скрипка. И я действительно из Бостона. А на Аляске я потому, что с детства мечтала о Крайнем Севере, фантазировала об участии в полярной экспедиции. Моими героями были Пири и Нансен.

– А родители – они одобряли это увлечение?

– Куда там, мне даже хаски не дали завести – у мамы аллергия на собак. А вот учиться на врача – это отвечало их представлениям о правильном выборе пути.

– Я думаю, они имели в виду частную практику в богатом пригороде, – ухмыльнулся Дэвид.

– Ага! – уже теплее рассмеялась Клэр. – Ну, а я пошла работать в громадный госпиталь, да еще в реанимацию. Мама была в ужасе.

– А отец?

Она помрачнела и замолчала. Молчал и Дэвид.

Наконец она нехотя выдавила:

– А отцу плевать. Он бросил нас, когда мне было четырнадцать, ради женщины помоложе.

– А, понятно…

– Вот что вам сейчас понятно?! – мгновенно разъярилась она.

Он тоже рассвирепел:

– Понятно, почему вы ненавидите мужиков! Потому, что папочка вас бросил! Небось, не ходил на ваши гребаные скрипичные концерты!

Его реакция странным образом остудила ее гнев. Помолчав, она процедила:

– Да, не ходил – я отказалась общаться с этим предателем. Только я не ненавижу мужиков, как вы выразились. Я просто испытываю к ним мало уважения – потому, что почти все они позволяют примитивному инстинкту размножения руководить собой, думают членом.

– О, да мы не верим в любовь!

– Именно, мы не верим в любовь!

– А вот тут вы правы, – неожиданно легко согласился он. – Никакой чертовой любви и в самом деле не существует. То, что мы за нее принимаем – морок, опьянение, тот самый инстинкт. А когда эта хрень развеивается…

– Что, имеете опыт развеивания? – саркастически вопросила она.

– А вот это не ваше дело! – отрубил Дэвид.

– Ну ясно, после того, как вытянули из меня личную информацию… очень благородно!

Он молчал, не давая себя спровоцировать. Тогда она зашла с другой стороны:

– Да ладно, Дэвид… Вы же сами сказали: есть шанс, что я – последний человек, которому вы можете открыть душу. Колитесь, вас бросила какая-нибудь красотка?

– Откуда это любопытство? Вас что, часто бросали?

– Ну уж нет, я никому не давала такого шанса. Пример мамы научил меня многому. Мои отношения с мужчинами носят прагматичный характер.

– Что, секс без привязанности?

– А-га. И расставание при первых признаках эмоционального вовлечения. Очень удобно.

– Я шел к этому дольше, чем вы… Хотя пример моих собственных родителей тоже не особо счастливый.