А потом отступала назад, дразнила, убегая, - и снова, будто притянутая, шагала к нему.

Пам-пара-пам. Пам-пара-пам.

Этот танец только с виду был одиночным. На самом деле он был парным - только мужчина танцевал своим желанием.

Он отвечал на каждое па глазами…

И иногда этого было достаточно, чтобы понять ответ во всех подробностях.

Снизу, начиная с подошв моих туфелек, уже высекавших искры из пола, поднималась восторженная и теплая волна. Разливалась по телу и делала движения еще более плавными и, одновременно, четкими.

Руки вверх, поворот, взгляд назад через плечо, откинуться, изогнуться, поманить за собой…

И снова развернуться, раскинуть руки и обнять…

Пока что себя.

Пам-пара-пам. Пам-пара-пам.

Дыхание учащается. У всех участников процесса - даже у мужчин  - грудная клетка ходит мощно. Руки подрагивают. Движения становятся все более чувственными, откровенными. Женские глаза блестят, губы полуоткрыты, щеки раскраснелись.

Удары каблучками, резкий поворот головы в разные стороны - нет-нет-нет.

И снова глаза в глаза…

Да.

Ясное и четкое.

И горячая волна накатывает на поясницу, потому что в его глазах - ответное да.

Не тихое, не осторожное, как у тех, с кем я танцевала раньше.

Сокрушительное. Не позволяющее передумать.

А ведь я и не хочу передумывать…

Как же так получилось, что почти незнакомый чужак воспламенил во мне желания, которых будто и не было раньше? Чужак, что относится к нашему народу и к женщинам с уничижительным презрением? Кто сказал мне всего несколько слов? Кого я, в конце концов, вижу второй раз в жизни?

На Черном континенте нет избранных, кто бы во что ни верил… И я впервые об этом жалею - потому что это многое бы объяснило.

А так приходится признать, что старшая принцесса Иосиби ни с того ни с сего пленилась чуждой Бурей…

Которая с последним тактом музыки полетела ей навстречу.

5. 4

Малхаз эр Тито

Стервь.

Какая же она… Невыносимая, непредсказуемая от кончиков порочных туфель до шляпки, которая непонятным образом держалась на её голове.

Зашла в зал и смяла, как мягкое железо, его самообладание. Как в тот раз. Один лишь взгляд, одно движение цепи - и он у её ног во всех смыслах. И пусть его это бесит и злит, но Малхаз понимал, что бесит и злит не её победа… А то, что он испытывает по этому поводу какие-то чувства.

Что она сумела вскрыть его железный панцирь, а потом и грудную клетку -  и ударила прямо в сердце, заставив то биться.

Да вся эта миссия выводила из себя! Вынуждала задумываться о том, о чем он давно не думал, и чувствовать то, чего не хотел… Запретил себе так давно, что и правда не чувствовал и не замечал.

А сейчас будто увидел…

Это началось уже во время длительного перелета, когда он оказался заперт на огромном дирижабле наедине со своими мыслями, чего не случалось давно. Он тогда даже с облегчением воспринял, что они могут погибнуть - недалеко от Черного континента на посольство налетел неизвестного происхождения магический шквал и едва не разметал их над океаном. Только совместными усилиями магов удалось сохранить корабль целостным.

Потом они сошли с трапа и погрузились, фактически, в первозданную природу. Диких лесов, конечно, хватало и в его поездках по Джандару, но здесь все это было другим… будто слишком близким от сотворения мира.

А потом эти... местные жители, что совершенно не стесняясь смотрели на него и обсуждали, да еще у некоторых хватало наглости задавать ему какие-то вопросы - по поводу его мрачного настроения и железной руки… Пару раз он даже спугнул рыком особо ретивых, не веря, что так могут себя вести благородные, знакомые с манерами высшие рода… В Имерете на него тоже косились, но он это, скорее, только чувствовал, а не видел. Эры и эрты пребывали скорее в страхе и смятении, если он обращал на них взгляд. Сплетничали тихонько и за спиной - боялись реакции. Которой, собственно, и не было особо -  там это не волновало...