Сложный процесс ограничения таких традиционных для общинного строя институтов, как самосуд и кровная месть, которые неизменно влекли многочисленные жертвы и, самое главное, не устраняли, а инициировали новые распри и новые жертвы, потребовал от государственной, княжеской власти установления специальных норм по вопросам уголовного права. В работах, посвященных этому процессу, превалировали монографии и диссертационные исследования, посвященные проблемам понятия и видов преступлений по древнерусскому законодательству.
А. Н. Федорова предприняла попытку раскрыть юридическую природу правонарушения по Русской Правде и показать, что законодатель в тот период уже различал уголовные и гражданские правонарушения и устанавливал за них уголовную и гражданско-правовую ответственность. По Русской Правде, признает эта автор, правонарушением признавалось деяние, повлекшее причинение кому-либо материального, морального или физического вреда. Соответственно, преступление понималось как противоправное общественно опасное деяние, сопряженное с причинением вреда личности и собственности, нарушение государственного и общественного порядка. Остальные вредоносные деяния понимались как гражданские правонарушения. При этом система наказаний по Русской Правде представлялась упорядоченной и проработанной системой, в которой центральным концептуальным моментом являлся принцип возмещения вреда, причиненного пострадавшему лицу в результате правонарушения – «обиды»[134].
В диссертационном исследовании А. В. Хачатрян проблемы понятия и состава правонарушений исследуются на примере Псковской судной грамоты, в которой правонарушения в зависимости от посягательства на частный или публичный интерес влекли различную ответственность. Посягательство на частный или общественный интерес вело к частноправовому воздействию (месть, самосуд, мировое соглашение); нарушение норм позитивного права – к наказанию, установленному законом. Правонарушения делились на три вида: гражданско-правовые, уголовные и административные.
К гражданско-правовым правонарушениям относились деяния в виде неисполнения долга, несоблюдения принципов заключения договорных отношений, незаконного распоряжения имуществом, потравы и т. и. Псковская судная грамота запрещает широкий круг деяний под страхом применения уголовной ответственности. Одновременно она выделяет ряд составов, влекущих административно-правовую ответственность. Это неисполнение должностных обязанностей, вмешательство в деятельность административных органов и должностных лиц и т. д. Основными видами ответственности за подобные деяния предусматривались отстранение от должности и административные штрафы.
В монографии В. Е. Лоба и С. Н. Малахова, посвященной исследованию уголовного права Древней Руси XI—XII вв.[135], дается системное изложение вопросов уголовной ответственности. Авторами раскрываются природа, понятие и состав преступления-«обиды» по древнерусскому праву, исследуется система применяемых в тот период наказаний, систематизируются виды противоправных деяний. Они особо подчеркивают, что с образованием государства и принятием христианства понятие «преступление» приобрело религиозный оттенок и стало считаться одновременно «грехом», а наказание – «жертвоприношением», В монографии отмечается факт отсутствия в Русской Правде понятия вины в форме умысла или неосторожности в современном их понимании. Как признают авторы, древнерусский законодатель только начинает выделять стадии реализации преступного умысла, различать оконченное и неоконченное преступление. В то же время древнерусский законодатель не ведает понятия «приготовление к преступлению» в современной трактовке. В памятнике установлен не отличающийся большим разнообразием перечень наказаний. Это урок, продажа, головничество, вира, поток и разграбление, месть.