Затем выслушано было посольство кампанцев и жителей Свессулы, и по их просьбе посланы были туда на зимние квартиры гарнизоны с целью остановить нападения самнитов. Уже тогда Капуя была вовсе непригодна для поддерживания военной дисциплины, и всякого рода удовольствия, ослабляя воинский дух, заставляли воинов забыть об отечестве, и на зимних квартирах стал возникать замысел отнять у кампанцев[477] Капую путем такого же злодеяния, при помощи какого сами кампанцы отняли ее у прежних ее обладателей; поделом-де данный ими самими пример обратится на них. И с какой стати плодоноснейшей землей в Италии и достойным ее городом будут владеть кампанцы, которые не были в состоянии защитить себя и свое добро, а не победоносное войско, своим потом и кровью изгнавшее оттуда самнитов? Или справедливо, чтобы сдавшиеся наслаждались таким изобилием и удовольствиями, а они, утомленные военной службой, мучились в нездоровой и бесплодной местности под городом или, сидя в городе, терпели разорение от увеличивающихся со дня на день процентов? Такие замыслы, ограничивавшиеся тайными собраниями, но не распространившиеся еще в массу войска, застал новый консул – Гай Марций Рутул, которому по жребию досталась Кампания, тогда как товарищ его, Квинт Сервилий, оставался в городе [342 г.]. Итак, точно разведав через трибунов, как было все дело, умудренный летами и опытом (он уже в четвертый раз был консулом, был диктатором, цензором), он счел за лучшее парализовать страстное желание воинов, заставив их отсрочить надежду осуществить свой замысел, как только им вздумается, а для этого распустил слух, что гарнизоны будут зимовать на тех же квартирах и в следующем году: ведь они расставлены были по всем городам Кампании, и из Капуи затеи их распространились по всему войску. Это заявление Марция ослабило мечты, и на этот раз движения не последовало.

39. Выведя воинов на летние квартиры и пользуясь спокойствием самнитов, консул решил очистить войско, увольняя беспокойных людей; одним он говорил, что они выслужили свой срок, другим – что они уже стары или слабы. Некоторые – сперва отдельные лица, а затем и целые когорты – были отсылаемы в отпуск под тем предлогом, что провели зиму вдали от дома и хозяйства; значительная часть была удалена под видом военных надобностей, причем одних посылали в одно, других в другое место. Всю эту толпу другой консул и претор удерживали в Риме, измышляя то те, то другие основания.

И первое время, не понимая хитрости, они с полным удовольствием возвращались по домам; но когда заметили, что первые уволенные не возвращаются в войско и что увольняются только те, которые зимовали в Кампании, и из числа их особенно зачинщики мятежа, то умы объяло сперва удивление, а затем несомненный страх, что их замыслы раскрыты; уже им представлялось, что они подвергнутся чрезвычайному суду, доносу, отдельные лица будут тайно казнены, дела будут решаться деспотической и жестокой властью консулов и сенаторов. Видя, что искусством консула перерваны главные нити заговора, остававшиеся в лагере секретно распространяли такие соображения.

Одна когорта, находившаяся недалеко от Анксура, засела у Лавтул в узком проходе между морем и горами, с целью перехватывать всех, кого консул увольнял под разными предлогами, как сказано выше; уже образовался весьма значительный по численности отряд, и недоставало только вождя, чтобы придать ему вид настоящего войска. Итак, блуждая нестройной толпою и производя грабежи, они дошли до Альбанской области и окружили валом лагерь, расположив его у подножия хребта Альбы Лонги. Затем, окончив работу, остальную часть дня они провели в спорах об избрании вождя, не доверяя достаточно никому из присутствующих; они думали, кого бы можно было вызвать из Рима, кто найдется в числе патрициев или плебеев, кто сознательно пойдет на такой большой риск или кому надежно можно поручить дело войска, раздраженного обидой?