Тит Квинкций, обратившись к своим с глазами, полными слез, сказал: «И я, воины, если к чему годен, то скорее как вождь мира, чем войны. Речь держал перед вами только что не вольск и не самнит, а римлянин, ваш консул, ваш главнокомандующий, испытав счастье которого при защите вас вы не должны желать испытать его против себя! У сената были и другие вожди, которые могли сражаться против вас с бóльшим ожесточением; но он избрал того, кто больше всех мог пощадить вас, своих воинов, которому вы скорее всех могли поверить, как вашему главнокомандующему. Даже те, которые имеют возможность победить, желают мира; чего же следует желать вам? Не лучше ли, оставив гнев и надежду, этих обманчивых советников, предоставить самих себя и всю нашу судьбу испытанной честности?»

41. При всеобщих криках одобрения Тит Квинкций, выступив перед знаменами, объявил, что воины будут повиноваться диктатору; он просил его принять на себя дело несчастных граждан и защищать его с такой же добросовестностью, с какой он обыкновенно заправлял государственными делами. Для себя лично он не выговаривает ничего; он хочет надеяться лишь на свою невиновность. Для воинов необходимо выговорить, чтобы удаление не было поставлено им в вину, подобно тому, как в древнее время раз это было выговорено для плебеев, в другой раз для воинов[480].

Похвалив Квинкция и ободрив остальных, диктатор, пришпорив коня, вернулся в город и, с утверждения отцов, в Петелинской роще вошел к народу с предложением не ставить никому из воинов в вину удаления; вместе с тем он просил граждан исполнить его ходатайство ни в шутку, ни серьезно не упрекать никого за это. Проведен был и военный закон, чтобы имя воина, внесенного в списки, вычеркивалось не иначе как по его собственному желанию, и за неисполнение этого закона назначена смертная казнь; кроме того, к нему сделана прибавка, чтобы никто, будучи военным трибуном, не был потом первым центурионом. Это требование было предъявлено заговорщиками против Публия Салония, который чуть не каждый год попеременно был и военным трибуном, и первым центурионом, как тогда именовали примипилана[481]. Воины были раздражены против него за то, что он всегда был противником их неслыханных замыслов и, чтобы не быть участником их, бежал из Лавтул. Итак, когда сенат из-за Салония не соглашался на одно это условие, тогда Салоний, заклиная сенаторов не ставить его почет выше согласия граждан, добился, что и оно было принято. Одинаково бессовестно было требование убавки жалованья всадникам – а получали они в то время тройное жалованье – так как они были противниками заговора.

42. Кроме того, у некоторых писателей я нахожу известие, что народный трибун Луций Генуций вошел к плебеям с предложением о запрещении ростовщичества; равным образом другими плебисцитами было запрещено получать одну и ту же должность дважды в пределах десятилетия и занимать одному лицу в один год две должности, и разрешено выбирать обоих консулов из плебеев; если все эти уступки были сделаны плебеям, то очевидно, что силы восстания были весьма значительны.

В других летописях передается, что Валерий не был назначен диктатором, но дело было доведено до конца консулами, что не до прибытия в Рим, а в самом Риме толпа заговорщиков вынуждена была взяться за оружье, что ночное нападение было сделано не на поместье Тита Квинкция, а на дом Гая Манлия, и его схватили заговорщики, чтобы сделать вождем; затем, отправившись к четвертому камню, они заняли укрепленное место, и что не вожди заговорили о соглашении, а внезапно, когда войска выступали с оружием в руках на бой, последовало приветствие, и воины, со слезами на глазах, начали протягивать друг другу руки и обниматься, консулы же, видя нежелание воинов сражаться, вынуждены были сделать сенату доклад о восстановлении согласия. Таким образом, древние писатели согласны только в том, что был мятеж, и что он был улажен мирным путем. Слух об этом мятеже и начало тяжелой войны с самнитами привели к отпадению нескольких народов от союза с римлянами, и, кроме того, что договор с латинами уже давно был ненадежен, и даже привернаты, сделав внезапный набег, опустошили Норбу и Сетию, соседние римские колонии.