Так неужели все было напрасно? И теперь, по приказу венценосной блудницы ее отправят домой? В нищий, полуразваленный замок - все, что оставила королева семье графа Шартона после подавления мятежа.

Родной дом встал перед глазами, как живой. Пронзительные осенние ветра, задувающие во все щели. Холод - скудное пламя камина не в силах было спорить с ним, дров не хватало, их следовало экономить. Ветхие занавеси. Везде пыль - сил двух пожилых служанок и нянюшки не хватало, чтобы поддерживать огромный замок в надлежащем состоянии, и Шато де Кавилон неуклонно ветшал. Обитателями большинства комнат были пауки, сплетавшие по углам кружевные салфетки своих ловушек. Пыль и ветхость запустения. А лестница, ведущая на вершину дозорной башни прогнила еще три года назад, и матушка строго-настрого запретила туда ходить. Жаль… Тиа любила стоять на самом верху, подставив лицо нежному бризу и вглядываться в земли, которые были ее по праву рождения. 

Но в шелках или обносках, семья Шартон не утратила фамильной гордости. И когда два года назад в Шато де Кавилон прибыл Саймон Белстридж с предложением о покупке или долгосрочной аренде, его встретили гордо вздернутые головы потомственных аристократов. 

Отец Лавинии прибыл карете - золоченой, до безвкусицы кричащей и яркой. Напросился на ужин, вручив хозяйке и ее детям дорогие подарки. Тиа достался веер из шаньского шелка расписанный цветущей вишней и райскими птицами. И пусть он не подходил ни к одному ее наряду и смотрелся вызывающе кичливо на фоне стареньких платьев, перешитых из матушкиных, она влюбилась в него с первого взгляда.

Ужин, который матушка тогда закатила, Тиа помнила до сих пор. На потраченные на него деньги они могли бы питаться месяц. Но Катарина Шартон не хотела, чтобы гость догадался об их бедности. Как будто нищета и так не кричала из каждого угла.

За ужином Белстридж и признался в причине, которая побудила его посетить вдову мятежного графа. 

- Это невероятно щедрое предложение, - говорил он, развалившись в стареньком кресле и с наслаждением затягиваясь дорогой сигарой. - Не примете его, через пару лет эта развалюха обрушится вам на головы. 

Катарина Шартон расправила плечи и скрестила руки на груди - высокая и худая, с яростно горящими глазами. 

- Я скорее сожгу свое родовое гнездо, чем позволю, чтобы в нем разводили свиней, - презрительно бросила она, и Тиа в этот момент отчаянно гордилась своей матерью. 

Она тоже выпрямился, вслед за матерью. И вернула расписной веер, хотя отдавать подарок было жалко до слез.

“Ничего, - сказала себе Тиа. - Ничего. Однажды я куплю себе такой же”. 

А на следующий день сказала, что хочет отправиться в Обитель. 

Так неужели все было зря?

Двумя днями раньше

- Бал Невест всего через месяц. На ком планируешь жениться, дружище?  

Виконт Гийом Маринель зевнул.

- На старшей девице Шартон.

Баронет Уильям Варрен - бездельник, пьяница и трепло по прозвищу Какаду (получивший эту нелестную кличку за любовь к сплетням и вычурным шляпам) - изумленно вскинул бровь.

- Я не ослышался? Ты про тех самых Шартонов?! Зачем?! Нет, я не спорю - сама Тианара хороша и свежа, как нежный персик. Но у королевы начинается нервный тик, когда она слышит эту фамилию, а из приданого у малышки только груда камней, которую по какому-то недоразумению называют фамильным замком. И та, скорее всего, достанется ее брату. 

Виконт от этого напоминания скривился и нехотя обронил.

- Жену из Обители берут не ради приданного. У нее хороший Источник.

- Насколько хороший? 

- Тринадцатая ступень, высшая. Единственная из всего выпуска.