– Что за травмы? – заинтересовался Гарик. – Насколько я понял, никаких глобальных перемен в жизни семьи не было… Чарушин-старший даже своего отпрыска послал позже. Кстати, не факт, что это действительно сделал он, но кто бы ни сделал – не осуждаю.

– Травмы не опасные для жизни, мелкие, но многочисленные, – пояснил Матвей. – Синяки, порезы, даже сигаретные ожоги. Чарушин курил?

– Даже если курил, вряд ли он перепутал мать с пепельницей!

– У тебя есть опись лекарств, обнаруженных в доме?

– У меня есть все, что есть у полиции, – отозвался Гарик, протягивая собеседнику смартфон. Файлов накопилось многовато, пересылать их все не было ни времени, ни смысла.

Матвей не стал спорить, он сосредоточился на фотографиях. Гарик косился то на него, то на Надежду Геннадьевну, ожидая, когда она проявит хоть какие-то признаки жизни, обычно она оставалась смирной недолго. Но тут она, похоже, задремала… И все равно была мало похожа на ту женщину, фотографии которой Гарик видел в доме.

Та женщина не отнеслась бы равнодушно к смерти сына… От того, что способна сделать с человеком болезнь, становилось почти так же тяжело, как от жестокости преступления.

Наконец Матвей вернул ему смартфон и вынес вердикт:

– Чарушин принимал очень много препаратов, в том числе обезболивающих.

– Может, это он бабушаке покупал? – предположил Гарик. – Соседи утверждают, что он всегда оставался бодрым и веселым.

– Соседи знают о нем то, что он им показал. Его болезнь прогрессировала, он столкнулся со слабостью и болью. А все травмы Надежды Геннадьевны сконцентрированы на участках тела, обычно прикрытых одеждой, тех, которые ее сын не стал бы разглядывать без необходимости.

Кому-то показалось бы, что Матвей выдал два не связанных между собой факта, а вот Гарик мгновенно сообразил, на что он указывает. Теперь уже младший ученик Форсова не мог понять, как не додумался до такого сам.

– Он нанял сиделку!

– Это лишь один из вариантов, – осадил его Матвей. – Но очень вероятный.

– И эта сиделка тихонько издевалась над старушкой, когда Чарушина не было рядом… А он вдруг узнал о том, чем она развлекалась, тут уж даже этот праведник разозлился, может, судом пригрозил… Этой тварюке хватило бы ярости разнести ему череп!

– Ты опять спешишь с выводами.

– Просто предлагаю рабочую версию.

– Ты только не забывай, что в этой версии «сиделка» – не обязательно женщина.

Перед глазами снова мелькнула прихожая, залитая кровью, и Гарик невольно поежился:

– Там скорее сиделец… Понял, принял, буду искать!

Он допускал, что Матвей задержится, но нет, он уехал обратно вечером, захотел что-то проверить. В его случае дело оставалось непонятным: даже Матвей еще не брался утверждать, что это было именно убийство. Так что мог бы побыть здесь, где преступление очевидно!

Гарик не нуждался в его помощи и уж тем более поддержке, он просто не отказался бы от компании. В обществе живого человека можно отвлечься от кровавых убийств и жестокости, заставляющей не слишком хорошо думать о людях в целом.

Хотя с Матвеем все равно пришлось бы говорить о работе, из него так себе отвлекающий фактор. Чуть посомневавшись, Гарик все-таки достал телефон и набрал номер Майи.

Весной он подозревал, что после расследования Майя снова исчезнет с горизонта. Что ей делать рядом с профайлерами, если мир криминала ей абсолютно неинтересен? А она неожиданно задержалась. Взгляды она не изменила, она никогда не спрашивала Гарика о делах, которые он вел. Она просто составляла ему компанию, она была его личным амбассадором нормальной здоровой жизни: прогулок по городу, походов на выставку, танцев у самой сцены на фестивале… Он не нуждался в этом так уж часто, но контраст с его работой порой получался освежающе приятный.