Но чудеса случаются только в кино, лишь там эмоциональное потрясение могло повлиять на женщину, страдающую от тяжелой деменции. В реальности же Надежда Геннадьевна давно забыла и себя, и своего сына… И все равно она могла быть полезна. Гарик искренне верил в это, он настаивал на прибытии Матвея не из вредности.

Когда старший ученик Форсова приехал, Гарик без проблем обеспечил им обоим доступ в больницу. Врач, до этого подробно рассказавший профайлеру все свои мысли по поводу возраста, явно был оскорблен. Ему вроде как полагалось присутствовать на осмотре пациентки – у Матвея было образование, но не было диплома, с точки зрения закона он оставался простым посетителем. Однако медик решил устроить демонстрацию, он молча вышел из палаты, не понимая, что так даже лучше.

Матвей отнесся к заданию спокойно, он натянул резиновые перчатки и приступил к осмотру. Гарик опасался, что Надежда Геннадьевна опять поднимет ор, она такое уже делала, спровоцировать ее могло что угодно. Но Матвей каким-то непостижимым образом заставил пожилую женщину лежать смирно, хотя осмысленности в ее взгляде было не больше, чем у креветки.

– Отпечатки какие-нибудь нашли? – поинтересовался Матвей, не отрываясь от осмотра.

– Ага, тонну, только это все бесполезно, – отозвался Гарик, устроившийся на подоконнике. Окно в палате с душевно больной женщиной надежно запирали, но профайлер его давно вскрыл, он не собирался лишать себя свежего воздуха летом. Впрочем, так же легко он мог и закрыть окно, даже у него хватило совести не ломать замок. – У этого чувака там был проходной двор. Опрошенные соседи признавали, что заглядывали к нему то за одним, то за другим. Плюс там бывали врачи, иногда за бабулей присматривали, если ему нужно было отлучиться. Некоторые отпечатки удалось распознать, но незнакомых там куда больше.

– Что по крови?

– По крови как раз вопросов нет: его и старушки. Постороннюю не нашли, хотя способности местных экспертов я ставлю под большой вопрос.

– Не нужно туда все подряд ставить, – отвлеченно посоветовал Матвей. – Ни Чарушин, ни его мать не были в состоянии обороняться. Ты говоришь, что нападавший обладал большой физической силой. Откуда бы там взяться его крови?

– Ну… О чужой зуб порезался?

– Маловероятно. Я уверен, что там есть указания на него, хаотичность преступления намекает на ярость или плохое планирование. Тебе нужно найти подозреваемых и проверить, не оказались ли их отпечатки в доме Чарушина.

– Чтобы что-то найти, неплохо бы знать, что ты ищешь, – рассудил Гарик. – Что по бабуле?

Матвей как раз отошел от кровати, накрыл женщину одеялом и стянул перчатки. Надежда Геннадьевна по-прежнему не обращала на него внимания, она и вовсе не выглядела живой, так и замерла с приоткрытым ртом. Гарик знал, что с ней все в порядке, – насколько такое вообще возможно, – но смотреть на нее не мог, предпочел перевести взгляд на цветущий двор больницы.

Матвей же оставался Матвеем, ответил он с привычной невозмутимостью:

– У нее множественные травмы, причем получены они были не только в тот период, когда она оставалась в доме одна после смерти сына. Тут разная степень заживления, вплоть до шрамов.

– Здешние эскулапы примерно то же самое сообщили. Но они настаивают на том, что бабуля сама себя калечила, катаясь по лестнице колбаской.

– Во-первых, по ней видно, что она ведет малоподвижный образ жизни уже давно. Во-вторых, ты упомянул, что Чарушин обезопасил дом, как мог. В-третьих, примерно в период двух-трех месяцев до нынешних событий она получала гораздо больше травм, чем до этого.