Екатерина осталась совсем одна на руинах недавно счастливой жизни. Последний солдат опустевшего форта… И форт этот не нужно защищать, и война давно закончилась, но другого смысла жизни у солдата просто нет. Она хотела, чтобы ее дочери не растворились в забвении, чтобы в их трагедии появился хоть какой-то просвет… Она многое перепробовала и под конец поверила, что остался только огонь.

– Мне нужны ваши показания в аудиозаписи, – сказал Форсов. – Диктофон я вам обеспечу, а вы постарайтесь вспомнить все, получится дословно – хорошо. И конечно, мне нужен дневник Насти.

Он не хотел дарить Екатерине ложную надежду, он и сам пока не мог обещать, получится ли у него что-то изменить. Но она не ждала обещаний, пламя в ее взгляде требовало действия, этим она и спасалась, Екатерина пережила слишком много неудач, чтобы искренне верить в лучшее.

Но и провал Николай не считал неизбежным, иначе не согласился бы на это задание. Сегодня он убедился, что Екатерина не безумна, преступление действительно произошло. И теперь ему предстояло проверить, что он способен сделать.

Сад был великолепен – идеальное сочетание красоты природы и мастерства человека. Старые ивы и туи служили естественным забором, обозначающим границу впечатляюще просторного участка. Сразу за воротами вились три аллеи: липовая вела к зоне барбекю, яблоневая – к маленькому искусственному пруду, а еловая – к дому, именно она, центральная, круглый год оставалась зеленой и круглый год дарила аромат свежести. Среди стволов приютились цветы, будто взошедшие сами собой, а на самом деле наверняка потребовавшие серьезных усилий садовника – чтобы не мешать друг другу и оставаться безупречными.

Казалось, что не сад служит украшением дома, а дом смиренно вписывается в гармонию сада, чтобы не отвлекать внимание, не резать естественные линии и не привносить слишком ярких цветов в естественный пейзаж. Двухэтажный коттедж цвета топленого молока прильнул к деревьям, застенчиво затаился за ними, лишь изредка сияя лучами солнца, отраженными окнами и пойманными в островерхую стеклянную оранжерею, пристроенную к одной из стен. Там, в оранжерее, сад выживал даже в сезон холодов, бросая зиме вызов тропическими растениями… Там и умерли хозяева дома.

Но здесь, в окружении летнего тепла, среди умиротворения природы, думать о смерти не хотелось. Все равно придется, Матвей знал об этом, однако позволил себе небольшую паузу. Он подошел к пруду, прикрыл глаза, поднимая лицо к солнцу. Он чувствовал тепло лучей на коже, вдыхал медовый аромат близких цветов, слушал плеск воды. Сейчас не было необходимости отвлекаться от этого, осмотр дома все равно ничего бы не дал, там не осталось следов преступления… Если преступление вообще было.

По кратким данным, собранным полицией, Матвей предположил бы, что скорее не было. В доме жила семейная пара, обоим шестьдесят пять. Жена давно страдала от неизлечимой болезни, это знали все. Когда в начале месяца дочь не смогла с ними связаться, никто особо не обеспокоился: они часто оставляли телефоны без внимания, когда гуляли в саду или отдыхали в оранжерее. Но вскоре выяснилось, что на сей раз оранжерею они не покинут: там, среди цветов, в двух плетеных креслах дочь и нашла их тела.

Жена погибла от передозировки обезболивающих препаратов, муж – от отравления газом, пущенным в тесную и душную оранжерею явно добровольно. Записки не было, однако и на постороннее присутствие ничто не указывало: ценности остались на своих местах, на телах погибших не было следов борьбы. Судя по позам, они даже держались за руки перед смертью. Вроде как тихий уход, трагедия, но без криминала…