Николаю не нужно было бы наблюдать за девушкой так долго, ему и пары часов хватило бы, чтобы понять: Настю изнасиловали на съемках. И судя по поведенческим симптомам, которые проявляла пусть и эмоционально уязвимая, но все-таки взрослая женщина, речь шла не об обычном изнасиловании, а о чем-то куда более травмирующем.

– Я заставила ее говорить, – на глазах Екатерины появились слезы, но она их даже не заметила, пойманная в прошлом, в тех днях, когда ее дочь была жива и все казалось поправимым. – К тому моменту это было несложно… Она извелась, она хотела рассказать, просто не знала, как… А я не ожидала, я и предположить не могла…

– Сколько их было? – спросил Николай.

– Что?.. Откуда вы знаете, что их было?..

– Я не первый день в профессии. Так сколько же?

– Двенадцать…

Несложно догадаться, что на нечто подобное Настя не соглашалась, но ее никто и не спрашивал. Она всегда осторожно относилась к алкоголю, ни разу не напивалась по-настоящему. Она и на банкете в честь окончания первого дня съемок не собиралась позволять себе лишнего, она и вовсе пообещала себе остаться трезвой. Но один из организаторов насел на нее, обвинил в том, что она портит всем настроение. Настя же явно была из тех девушек, которые плохо переносят давление, их пугают любые конфликты. Она решила, что от одного бокала вина точно ничего не будет, зато ее оставят в покое.

Одного бокала хватило. Николай даже не сомневался, что туда подмешали какой-то наркотик, он мог сказать это уже на этапе, когда к Насте стал приставать организатор. Кому нужно, чтобы какая-то посторонняя девушка пила просто так? Нет, у него изначально была собственная цель. Настя, на свою беду, оказалась куда более красивой, чем согласные на все девушки… А может, согласие как раз оказалось не в цене?

Выпив подмешанное в вино вещество, Настя почти сразу провалилась в полузабытье – она видела окружающий мир вспышками, то отключалась, то возвращалась к реальности, однако ни на что уже не могла повлиять. Со стороны она выглядела захмелевшей, и ее увели из банкетного зала – якобы в спальню.

Однако в коттедже обнаружилась отдельная комната, созданная специально для таких развлечений. Без окон, с хорошей звукоизоляцией. Со скудным набором мебели и обширной коллекцией аксессуаров очень специфического назначения. Там Настя и провела оставшиеся до конца проекта дни – все сцены с ней отсняли сразу, как актриса она больше не требовалась.

Потом ее отпустили, убивать ее никто не собирался. Ну кто она против них, что она может? Ее запугали, на ее счет перевели внушительную сумму, и казалось, что Настя согласилась на это. Ей приказали не ходить в полицию, да она и не собиралась, ей хотелось как можно скорее забыть о случившемся.

Только вот она не поняла, что не сможет забыть. Николай предупредил бы ее о таком сразу, ему и краткого описания ее характера хватило, чтобы понять: она не сумеет просто двинуться дальше, не без посторонней помощи так точно. Сама же Настя пришла к этому выводу после нескольких дней затянувшегося кошмара. Она обратилась за помощью туда, куда пошла бы любая девушка, далекая от мира криминала: к своей семье.

– И вы сказали ей идти в полицию, – вздохнул Николай. Вопросом это не было.

– Конечно… Как же иначе?

Теоретически это действительно был верный поступок – и все же тот, который не стоило совершать. Не травмированной девушке, не в одиночестве, не в обычное отделение полиции. Со стороны история Насти представлялась неубедительной по умолчанию: нет доказательств, нет улик… Все биологические следы она смыла с себя в первый же день, а травм не получила, тут наркотик помог преступникам, сопротивляться жертва не могла. Она обвиняла в серьезном преступлении богатых уважаемых людей. И что могла подумать полиция? Семья Насти верила, что справедливость восторжествует. Они просто не понимали, что со справедливостью примерно такая же история, как с правдой: у каждого своя.