Везение заключалось в том, что высокие полицейские чины восприняли ее всерьез. Ее версию не сочли единственно правильной, однако Екатерине выделили одиночную палату, обеспечили ей великолепную медицинскую помощь, а главное, приставили охрану, которая и близко не подпустила бы к ней тех, кого она публично обвинила в своих бедах.

А вот Николая пустили без проблем – иначе и быть не могло после того, как его долго уговаривали принять это задание. Приближаясь к палате, он продумывал разные варианты того, что мог увидеть за закрытой дверью. Возможно, сумасшедшую, с которой говорить бесполезно, у нее фантазия давно слилась с реальностью, а голова забита теориями заговора. Или окончательно сломанную женщину, все силы которой ушли на последний отчаянный поступок. Это чуть лучше безумия, но тоже не идеальный вариант: ее устами с Николаем будет говорить чистое горе, а оно плохой свидетель.

Но правдой неожиданно оказался третий вариант. Жизнь била Екатерину без жалости: еще до ожогов женщина выглядела откровенно больной, она смотрелась намного старше своих лет, она напоминала старуху, не достигнув старости. Но при этом на ее осунувшемся лице горели живым пламенем мудрые, всё понимающие глаза. Вероятнее всего, вернуться к нормальной жизни она уже не сможет, она держится только за идею о мести, но свою личную вендетту она намерена довести до конца.

Когда в палату вошел Николай, пациентка не стала бросаться на него с вопросами или обвинениями, она ждала, настороженно разглядывая посетителя. Форсов с удовольствием отметил, что привязывать Екатерину к кровати никто не собирался. Он придвинул поближе деревянный стул с высокой спинкой, устроился поудобней, кивнул собеседнице.

– Здравствуйте, Екатерина. Меня зовут Николай Форсов, я психолог-криминалист, меня попросили побеседовать с вами.

Обескровленные губы женщины изогнулись в горькой улыбке.

– Психолог, значит… То есть, будут давить на мое сумасшествие?

– Нет, – покачал головой Форсов. – Если бы собирались давить на ваше сумасшествие, разговаривать с вами никто бы не стал, безумцы лишены права голоса.

– Тогда зачем вы здесь?

– Вы утверждаете, что ваших близких убили. Те, кого вы обвиняете, настаивают на том, что вы врете. Возможно, врет кто-то один из вас, возможно, обе стороны – или обе стороны не врут. Даже в теории звучит непросто, согласитесь. Меня наняли для того, чтобы разобраться в случившемся. Я правильно понимаю: никаких фактических доказательств у вас нет?

– Я просто знаю правду!

– Начнем с этого – расскажите мне вашу правду.

Форсов осознавал, что она ему не доверяет, но это не имело никакого значения. Екатерина была достаточно умна, чтобы понять: он – ее последний шанс.

Два года назад у Екатерины и правда была замечательная жизнь. Муж, которого она искренне любила и с которым прожила почти сорок лет. Две красавицы дочери – действительно красавицы, Николай видел их фотографии. Смущало Екатерину разве что отсутствие внуков, но она успокаивала себя тем, что отношение к возрасту теперь другое, ее девочки решат, что делать со своей жизнью, сами, она не торопила их и не давила.

Ее дочери родились с разницей четыре года, а чувство было такое, что они появились на свет в разные эпохи. Настя, старшая, всегда была сдержанной, скромной, мечтательной, вечно стремящейся спрятаться от мира в книгах. Она хорошо училась, в итоге стала фармацевтом, но то и дело подрабатывала фотомоделью – внешность у нее была яркая.

Младшая, Лиза, оказалась неугомонным сгустком энергии, попросту не способным усидеть на месте. Это приносило ей и беды, и преимущества. С учебой у нее как раз не сложилось, однако пробивной характер позволил ей найти свое место в жизни. Лиза занималась танцами, этим и зарабатывала, да еще в съемках участвовала – ей, в отличие от сестры, было ближе не общение один на один с фотографом, а более активные проекты вроде массовки в кино или создания музыкальных клипов.