Они ели молча.

Лидия, как оказалось, из-за волнения очень проголодалась и напала на свою еду, как настоящее животное.

Она расправилась с закусками, с большим прожаренным стейком, и, когда принесли десерт, тяжело вздохнула, потому что места в желудке почти не осталось.

Она отодвинула тарелку.

Все остальные спокойно жевали свою еду, и Лидия почувствовала себя неловко.

Господи, что за дурочка? Нельзя было медленнее есть? Теперь она не знала, чем себя занять.

Она посмотрела в окно, потом на Чарли, надеясь поймать его взгляд. От скуки она решила поразглядывать всех сидящих перед ней мужчин, тем более, что они были заняты своими блюдами.

Чарли ел мало и медленно. Он не был поклонником мяса, Лидия знала об этом. И сейчас он неохотно порезал свой стейк на кусочки и просто гонял эти кусочки по тарелке. Она знала, о чем он думал. О пицце. Или огромном бургере. Или о том, как было бы круто сейчас запить целую коробку куриных крылышек в панировке ледяной колой. Он был таким. Большой любитель фастфуда, который не сможет приготовить даже яичницу, но который сможет порвать за тебя глотку и найти тебя, даже если ты заблудишься где-нибудь на другой планете.

Вэл, казалось, тоже скучал. Его мясо было уничтожено, но больше ни к чему он не притронулся, только пальцами оглаживал стакан с водой. Лидия зависла, глядя на это. Он то проводил своими длинными пальцами до самого краешка стакана, оставляя следы на запотевшем стекле, то спускался обратно, до стола, после чего потирал подушечки пальцев одна на другую, избавляясь от влажных капель. Лидия сглотнула и отвела взгляд. Даже здесь, за столом, Вэл заставлял ее думать о сексе. Просто немыслимо.

Наконец, Кэррол. Казалось, что он вообще здесь один. Один за этим столом, в этой комнате и в этом мире. Он никуда не спешил, он наслаждался едой, напитками, наслаждался воздухом вокруг. Как будто вся его жизнь состояла из таких вот действий. Он делал все спокойно: отрезать кусочек мяса, опустить его себе в рот, медленно прожевать. Сделать глоток воды, обтереть губы салфеткой, повторить все по новой. Казалось бы, такие простые действия. Но Лидия не могла отвести от него взгляда. От того, как он это делает, как сжимают его пальцы краешек вилки, как он касается губами краешка стакана, обхватывая его. Он был очень красив. Волосы его были темными, чуть отросшими сзади, он носил двухдневную щетину, которая спускалась по подбородку на шею, пряталась под воротничок белоснежной рубашки, исчезала там. Кадык, выпирая, двигался, когда Кэррол глотал, и Лидия тоже сглотнула – неосознанно, машинально, повторяя его действие и отворачиваясь, потому что вынести все это было непросто.

Ужин был просто ужасный. Не из-за еды, еда была потрясающей.

Из-за напряжения.

Из-за того, что за столом сидели сразу трое мужчин, при виде которых у Лидии все взрывалось внутри. Это было слишком для нее. Слишком много разных, противоречивых, ярких чувств.

Она опустила взгляд в свой десерт и начала молиться, чтобы ужин скорее закончился.

Она нервничала.

Кэррол не смотрел на нее, но слышал стук ее сердца, он мог чувствовать, как она сжалась, скрутилась в пружину за столом, словно сейчас ее будут пытать.

О, Кэррол с удовольствием сделал бы это.

Пытал ее.

Пытал ее до тех пор, пока она не начала бы умолять.

Он бы сделал все, чтобы она скулила, кричала, ждала…

Он хотел ее трахнуть. Не думая о связи, не думая о том, что теперь их жизни – это одна жизнь, и больше нет никакой свободы, индивидуальности, нет никакого «я», есть только мы четверо, и больше ничего.