Даже ушам сложно поверить, что слышит это.
— Он мне изменил, мне все равно, разозлится он или нет. Его больше нет в моей жизни, — в груди вновь становится горячо и тесно, настолько, что просто невыносимо.
— А вообще, ты права, — не слышит ее родительница, строя какие-то планы в голове. — Он тебя не достоин, бросай его.
Виолла горько усмехается.
— Ладно, мама, я пойду к себе. Устала очень, — отставляет недопитую чашку.
— Да, конечно, продолжим позже разговор.
Под задумчивым взглядом Шоны Виолла покидает террасу. Поднимается по широкой резной лестнице, скользя по гладкости дерева ладонью. Её комната находилась в конце коридора. Внутри мягкий солнечный свет пронизывал белый тюль, скользил по кровати с белым мягким одеялом. Окна выходили на балкон, где Виолла любила проводить время, любуясь на сад, мечтая об учёбе и о своём даре.
Комната была достаточно огромной, и имелась своя ванная. Виолла решает принять ее позже, проходит к кровати, садится и плавно растягивается на поверхности, прикрывает веки, одинокая слезинка прокатывается по щеке, больше Виолла ничего не позволила себе. Она мгновенно уснула, и ей снился Эрдман, будто он пришел за ней, пришел раскаяться и забрать её, но это лишь сон, грёзы, которые никогда не сбудутся. Ей это не нужно! Она всё решила выкинуть из головы и сердца.
Её выдернул из сна негромкий стук. Виолла раскрывает глаза и видит на белом потолке закатные багряные лучи вечернего солнца.
— О, вот я соня! — садится, поправляя волосы.
— Лэри Виолла, велено предупредить вас, вернулся лэр Шальдон Форс.
Отец! Но он же должен быть на кордоне!
— Хорошо, через час спущусь, — отвечает служанке и подскакивает с постели.
За это время Шона посвятит отца во все подробности. Тревога скользнула к сердцу, что, если отец осудит, не одобрит и вообще отвернется? Нет, он не из таких. Он всегда поддерживал дочь, хотя и пришлось исполнить волю императора.
Закрывшись в ванной, Виолла быстро скидывает с себя платье и открывает кран. Надо же, уснула прямо в дорожной одежде, в которой было жарко спать. Прохладная вода с журчанием текла в ёмкость. Виолла вскидывает руки, чтобы распустить волосы, и замирает.
— Этого не может быть! — дрожащий вздох срывается с губ.
Виолла медленно опускает руки и касается живота, его левой части. Метка испустила слабое свечение, но узор оставался на месте — нежные лепестки цветка, будто живые, колыхнулись.
“Это случилось, метка появилась!” — губ Виоллы коснулась счастливая улыбка, но тут же она померкла.
Виолла резко отворачивается от своего отражения и дышит часто, поверхностно. Как же так?! Он же отказался от неё, изменил с другой, выставил вон. Мысли и противоречивые чувства спутываются в клубок.
Она садится в наполненную ванну, берет мочалку и начинает тереть кожу изо всех сил. Ей она не нужна, она не истинная Эрдмана. Кусая губы, Виолла не останавливается, но все, что она добивается, это красные раны на коже, метка же чуть переместилась, оставаясь нетронутой. Это самое худшее, что может с ней случиться.
— Не хочу быть связанной с ним! Не хочу! Уйди, — снова попыталась тереть, но тщётно.
В воде вдруг блеснул серебром браслет Росбрана, который она забыла снять. Сердце начинает учащенно биться.
— А что, если это… другой?
Виолла лихорадочно снимает браслет и откладывает прочь, подальше от себя. Дрожит, неподвижно глядя на украшение. С опаской смотрит сквозь воду на себя, метка снова слабо мерцает белоснежно-розовым свечением. Виолла накрывает мокрыми ладонями лицо.
— Ничего не понимаю. Ничего. Боги!