Коробка вернулась на свое место, а молодая женщина, остававшаяся впечатленная ароматом из грез, покинула квартиру, чтобы стать частью казавшегося бессмысленным потока людей, норовивших поспеть на работу. В будние дни Вероника самой себе казалась незначительным элементом бестолковой системы, именуемой социумом. Он отбирал у неё саму себя, а этого она никому не позволяла.

Последнее время все чаще доводилось чувствовать себя незначительной фигурой и ему порядком надоело данное ощущение. Задержавшись у дверей палаты, он попытался унять внутреннюю дрожь, грозившую пробиться наружу. И конечно же, ему это не удалось. Медлить дальше было просто недопустимо и бесполезно.

– Что сообщишь?

– Требуется подождать неделю.

– Что так?

– Доступ к базе данных по лотам и покупателям в аукционном доме, сбывавшем ваши вещи, будет возможен только через данный период времени.

– И почему?

– Сотрудник дома находится в отпуске, – в голосе Гриэна звучала усталость, которую он и не пытался скрыть. Его порядком утомила слишком странная клиентка.

– Кроме этого отдыхающего никто не способен предоставить сведения о покупателе? – миссис Хоннор не удивлялась возникновению препятствий на своем пути по вине посторонних людей, ибо ожидала от них исключительно такого поведения.

– Я сам немало удивлен, но таковы правила в данной организации.

– Моя дочь, как я полагаю, ничем не поможет?

– Боюсь, что нет.

– Не бойтесь, она никогда не могла ни в чем мне помочь. Что же подождем неделю. И прошу вас, не являйтесь ко мне без толку, – миссис Хоннор заметно приуныла, но при этом не позволила себе грубить адвокату.

– Прошу меня извинить, я буду рад сообщить то, что вы желаете.

– Гриэн, не лгите. Вы не рады нашему с вами сотрудничеству.

Он предпочел кивнуть головой на прощание пожилой женщине, приятно удивившей его контролируемой эмоциональностью.

Уже, будучи на улице, он задумался о старости. Во что она превращала людей? Гриэн ужасался внешнему отпечатку старости на облике человека, но не меньшее возмущение вызывали изменения личности под давлением лет. Он не задумывался о том, каким ему придется стать на склоне лет. Не верилось в то, что настанет собственная старость. И он знал, что так хитрила психика, защищая себя от неприглядности бытия. Старость выглядела бессмысленной. А возможно она была необходима лишь для того, чтобы окончание жизненного пути не сопровождалось чрезмерной болью.

Лабиринт, без видимых преград, скрывал выход. Неизвестно сколько времени он потратил на эти поиски. Он утратил связь с реальностью, со временем и с пространством. Последнее баловало взор пейзажами, но они угнетали. Горы и высоченные деревья уничижительно возвышались над ним – мечущимся по просторам мира, совершенно ему незнакомого. И когда он выбирался на просторные луга и степи, ощущение оторванности от мира не исчезало. Оно становилось все сильнее. Ему приходилось прокладывать маршрут, не имея ни единого ориентира.

Предательски тихо было всюду, куда он ступал. Казалось, что никого живого не имелось во всем огромном и одновременно суженном до пустоты мире. Пространство поглощало его, и он не имел сил сопротивляться.

Спасало движение вперед. Оно сохраняло надежду. А та ассоциировалась с жизнью.

Рутина так и не смогла всецело заполучить её внимания. Она не реагировала на неё. Окружающий мир приобретал новые оттенки, и даже ароматы, ранее ускользавшие от неё. А вот работа превращалась в полезное занятие. Она ощущала это на каком-то интуитивном уровне, не понимая, в чем именно та помогла бы и, самое главное, какова была причина поиска этой самой помощи. Интуиция готовила к чему-то значимому и неведомому. К неизвестности она относилась неоднозначно.