Пришлось вежливо попросить Ноя выйти из комнаты, чтобы Грея не раздражало и не нервировало незнакомое лицо. Сама же я приложила все усилия, успокаивая пациента. Разговаривала с ним, подобно ребёнку, и уверяла, что всё страшное позади.

Джон уснул только под утро и проспал следующие сутки, ни разу не просыпаясь.

Все эти часы я не могла найти себе места, переживая: вдруг он снова впал в кому? Моя тревожность зашкаливала, так что приходилось без конца проверять, ровно ли дышит. Приносило облегчение лишь то, что Джон выглядел уставшим и измученным человеком, нуждающимся в отдыхе, а не болезненно бессознательным.

Честное слово, я уже сбилась со счёта, какая это бессонная ночь и когда нормально спала. Я не могла оставить Джона, поэтому периодически «отключалась», сидя в кресле рядом с постелью. Ной, можно сказать, заставлял пойти к себе в комнату, но я была категорична. Не хотелось доверять Грея Ною.

Сама не знаю, почему не смогла этого сделать.
Возможно, дело в том, что я привыкла держать ситуацию под чутким контролем, без вмешательства третьих лиц.

Вечером следующего дня, под мирный треск камина, я, как обычно, балансирую между сном и явью. В голове вихрем носится куча мыслей: как долго займёт выздоровление? Через сколько я смогу поехать домой? И самое главное — каким образом Джон вернётся в Чикаго, ведь официально он мёртв? Плюс ко всему без документов?

— Воды...

Помещение разрезает хриплый шёпот, вырывая меня из пучины размышлений. Бедное сердце замирает, а после срывается в бешеный галоп, отдаваясь гулкими ударами в груди. Сбросив вязаный плед на пол, подскакиваю на ноги в рекордно короткие сроки.

— Сейчас! — сон, как рукой снимает.

Подбежав к тумбочке, поднимаю бутылку негазированной воды — благо всё было заранее подготовлено Ноем на случай экстренного пробуждения.

— Тише, не напрягайся, — зачем-то инструктирую Грея, медленно поднося ложку с налитой в неё жидкостью.

Разомкнув сухие губы, он с усилием проглатывает несколько капель.

Джон закрывает глаза на несколько долгих секунд. Кажется, что пациент снова отключается, но через мгновение он морщится, будто от боли, а затем открывает их.

По телу проносится заряд электрического тока от столкновения взглядов. Его — глубокий и измождённый, мой — напряжённый и до ужаса внимательный.

Я не знаю, узнаёт ли он меня или пялится, потому что больше не на кого смотреть?

— Ещё? — неловко уточняю, смутившись от пристального внимания.

— Где... я? — наконец выдавливает таким слабым голосом, что я едва его слышу.

— На Аляске, — отвечаю, борясь со вздымающейся от волнения грудной клеткой. — Ты в безопасности, — спешно добавляю, чтобы пациент не разнервничался.

Джон напрягает мышцы, можно подумать пытается пошевелиться, но тут же хмурится — тело его не слушается.

— Всё нормально, — делаю нервный взмах рукой, спеша объясниться. — Ты долго был без сознания. Организму нужно время для восстановления.

— Сколько?

Непроизвольно сглотнув, вдруг чувствую, поднимающийся тошнотворный ком к горлу. Становится жутко стыдно.

Я ныла и проклинала брата за то, что оказалась в этом месте, но кто здесь главная жертва? В первую очередь у Джона отняли нормальное существование и лишили права выбора. Только мне за нахождение на Аляске пообещали свободу, а ему?

— Долго, — еле заметно киваю головой в подтверждении слов, не желая говорить более точно.

— Делла... не юли, — не взирая на состояние, видит, что я увиливаю от ответа.

— Почти два месяца, — сухо констатирую факт, потупив взгляд.

Грей молчит. Ничего не отвечает, переваривая услышанные новости. Для него произошедшее нападение было буквально последним воспоминанием, словно это произошло вчера. Ему необходимо осмыслить, принять и свыкнуться с услышанным.