Бывшие подружки и друзья, кто подколками, кто наигранным сочувствием, обрыдли. Мама оказалась совсем не тем человеком, кого можно уважать. И я подумал: "Почему бы не отправиться вслед за сестрицей?" - имея в виду, утопиться. С этой самой мыслью, что мы обязательно должны встретиться на небесах или морском дне, кинулся в воду.

Потому и решил, когда очнулся, что попал в ад, а Индри - мой личный палач. Пускай сама придумает мне наказание, готов искупить. И вину свою перед ней осознаю с ещё большей остротой. Исповедь не помогла. А теперь здесь у меня появился шанс вымолить прощение, чтобы начать всё сначала.

Вот и начал. Только она - никакой не палач и не злится. Спит рядом, такая соблазнительная, такая близкая, что стоит протянуть руку, и убедишься в реальности происходящего.

Огромная майка - размахайка не преграда и ничего не скрывает. Я слегка поворачиваюсь в сторону Индри, передо мной в свете костра в тёмно-синем мраке ночи спит светлая, чистая нимфа. Её никчёмная одёжка задралась снизу, обнажая гладкие бёдра, и сбилась сбоку, так что маленькая упругая грудь с тёмным ореолом и острым соском абсолютно открыта. Если не коснусь - не выживу!

И я осторожно, словно вор-карманник, протягиваю руку. От этого движения рана на спине даёт себя знать острой пронзающей болью. Но между болью и жизнью, я сознательно выбираю жизнь.

Очень тихо, очень осторожно держу ладонь на весу, не касаясь её кожи. От напряжения рука начинает дрожать, приближаю её миллиметр за миллиметром, так аккуратно, что когда, наконец, опускаю, спящая Индри, уже почувствовав заранее её тепло и привыкнув, не реагирует.

А я улетаю или таю, она прохладная и ладная. Гладкая, нежная, мягкая. Ещё бы попробовать на вкус! Особенно сосок, но сейчас хотя бы коснуться пальцем. Эх, жаль, что пальцы не так чувствительны, как губы или язык!

Подползти что ли? И лизнуть. Индри спит крепко, ни о чём не подозревая. Обдумываю недолго, но достаточно и минуты, чтобы это желание стало идеей фикс, которую не выполнить, смерти подобно. Была, не была!

Стараюсь сдвинуться бесшумно, так чтобы моя голова оказалась возле её груди, но подсохшая за день трава подо мной предательски шуршит. Хорошо, что у Индри такой здоровый сон. Раскинулась навзничь, задрав руки за голову, такая манкая, откровенно бесхитростная, такая соблазнительная.

Чувствую себя старой неповоротливой черепахой, потому что моя задача: провернуть манёвр и не сбить панцирь, состоящий из мякоти алоэ и ещё каких-то листьев, накрывающих конструкцию.

И вот, когда я, порядком утомившись и взопрев от непосильной работы и напряжения, наконец-то оказываюсь в нужном положении, а сосок Индри возле моего носа, слышится странный звук. Я замираю, звук затихает, шевельнулся, звук возобновляется и усиливается. Он похож на рычание зверя. Поднимаю глаза и упираюсь в красные, почти огненные, с отражающимися всполохами костра, зрачки Молли.

Шакалиха, напоминающая сейчас, из-за играющих теней, здоровенного монстра из страшных рассказов, коими мальчишки пугают друг друга, оказавшись ночью вдалеке от дома, демонстрирует мне свои солидные заострённые клыки, а её злобный взгляд недвусмысленно говорит,

- Только попробуй, ублюдок! Отгрызу всё, что ещё осталось! И не погляжу, что девчонка так над тобой трясётся!

Трезвею вмиг. Нет бы дураку насладиться малым, коснувшись соблазнительной горошины пальцами, уже подарок, а теперь под надзором монстра, блюдущего чистоту нравов на этом острове, вынужден, сцепив зубы от боли, которая сейчас почему-то ощущается намного острее, сдавать назад.