- Ты так расстраиваешься из-за пустяка, Индри, как будто в этом вся жизнь, - слышу насмешку.

А я была уверена, что братец спит, но видно ему и вправду полегчало. И мне становится обидно, что я тут трясусь с ним, как со списанной торбой, а в благодарность он же ещё и насмехается. Но в этом весь Санди: самоуверенный, нагловатый мачо. Он никуда не испарился из этого человека по волшебству, а лишь ненадолго заткнулся и умолк, когда дела казались совсем плохи.

Ну что ж, мой дорогой родственничек, холодная льдинка Индри тогда тоже вернётся,

- А я смотрю, кто-то помирать отдумал? - подпираю картинно щёку кулаком, - не иначе, "полегчало нашей бабке? Стала реже дышать!" - эта присказка всем известна в посёлке и принадлежит знахарю Мигуэлю. Он всегда её употребляет, когда видит, что больному лучше, а тот продолжает мнить себя немощным, или, когда и вовсе симулирует.

- Я не подумал про костёр, прости! - тут же оправдывается, уткнувшись носом в траву, потом вновь приподнимает голову, - не знал, что это важно, - надо же быть таким беззаботным!

- Говоришь не важно? - интересуюсь вкрадчиво, - а ты попробуй высечь огонь из камня или может, трут от солнышка поджечь! Сумеешь? - он собирается с ответом, но вдруг начинает хохотать. Тут же охает, когда смех сотрясает мышцы спины, опускает голову вниз, стонет, потом опять приподнимает и опять еле сдерживаясь, улыбается. В общем одновременно все эмоции: смех сквозь слёзы.

- Я спросила, что-то смешное? Глупость сморозила? - уже злюсь всерьёз. А у Санди аж слезинки собрались в уголках глаз,

- Индри, сестрица, тебе бы надо умыться, а то напоминаешь трубочиста! - взглядываю на свои руки, перепачканные сажей от костра, который я так сильно пыталась спасти, а потом позабыла о том, что копалась в углях.

Прыскаю в ответ. Представляю до чего ж я сейчас неотразима. Хорошо, что есть запас воды. Сначала оттираю руки песком, потом листьями, и только тогда омываю водой, а потом умываюсь. Зеркала нет, так что спрашиваю Санди,

- Ну, что? Всё чисто? – а он вроде как, даже любуется,

- А, ты – красотка, сестричка! – наверное, краснею. Потому что не знаю, приятно мне или неловко, а вдруг, это всего лишь шутка? Алессандро – он такой… шутник.

- Это насмешка? – уточняю на всякий случай, убирая спички, пока не потерялись в песке.

- Это факт! – он по-прежнему лежит на животе, но устроился на сложенных полочкой руках, и может из такого положения созерцать окружающий мир. Вот и созерцает. И его искренняя улыбка подтверждает сказанное. Мне не верится, но уши услышали, мозг принял, а сердце заколотилось от радости. Только бы не разулыбаться, не засмеяться в ответ!

Ну я и дура! Конечно, красавица, когда кругом море, а мы на необитаемом острове. Больно и горестно, оттого, что только таким способом я получаю комплимент от мужчины. Скоро он меня этак вообще будет считать идеальной. На безрыбье и рак – рыба!

- Как твоя рана? – перевожу разговор. Не нужны мне его льстивые признания. Я же прекрасно знаю, что Санди - бабник, каких мало, а может, он вообще, один такой в своём роде: самый ярый и неугомонный, ему бросить пару ласковых слов любой дурнушке, что кошку погладить.

- Если не шевелиться, то почти не болит, и такое чувство, что её стягивает. Это нормально?

- Я посмотрю попозже, - обещаю, - ты придвинешься к костру и будет видно. А сейчас, пока солнце не утонуло в море, мне надо ещё успеть сохранить раковины! – кричу уже на ходу, и убегаю на пляж. Могла бы, конечно, немного подзадержаться, но надо унять дурное сердце. Пусть оно успокоится и отрезвеет, никакая я не красавица, и Санди в меня не влюблён…