А я стою и любуюсь обнажённой девушкой в отражении чёрной воды, и мне почему-то кажется, что это почти из вчерашнего сна. Представляется, что озеро волшебное, колдовское, а Индри не обыкновенная девушка, а прекрасная нежная нимфа, нагая и бесстыдно-невинная, потому что ничто мирское и низкое ей неведомо.
Наверное, у меня слишком отвисла челюсть, потому что Индри со смехом запускает в меня такими брызгами, что капли долетают до лица, и я прихожу в себя.
- Снимай штаны, я тебя не боюсь, братец, и ты меня не бойся и не стесняйся, я уже не та чопорница Индри, которую ты помнишь! От одежды, оказывается, легко отвыкнуть, когда никто не покушается, – а я даже не знаю, бояться, стесняться или стыдиться, потому что всё во мне возбуждено от кончиков волос на голове, до кончиков пальцев на ногах, только в штанах предательски безразлично. И вот хорошо это или плохо в данных обстоятельствах: предстать перед прекрасной нимфой не в полной боевой готовности, а в полной капитуляции, не понимаю, потому что привык по-другому… Послушно снимаю закостеневшие от соли штаны, и с разбега, чтобы Индри не успела разглядеть моего фиаско, кидаюсь в воду…
Индри
Ежедневные купания в озере для меня неотъемлемая часть утреннего туалета, одно из немногих здешних удовольствий. Пресную воду, не успевшую ещё прокалиться под лучами полуденного солнца, я называю живой. Она приятно бодрит и освежает, выходя из неё, всегда чувствуешь прилив сил и особенную радость бытия. Вот и Санди, надеюсь, оживёт после купания.
Он стал другим. Какой-то потерянный, в сомнениях, почти всё время молчит. Если бы я не знала его слишком долго и близко, то решила бы, что брата подменили.
Наш ловелас обычно весел и беззаботен, помнит кучу разных анекдотов и баек, что прибавляет ему популярности в женских глазах. А уж если Санди берёт в руки гитару и начинает своими длинными музыкальными пальцами медленно перебирать струны, то инструмент поёт, словно любимая обласканная женщина. Голос музыканта обычен и не так уж силён и громок, но вот лёгкая чувственная хрипотца цепляет такие тонкие струны женской души, что любая слушательница готова предложить себя вместо гитары. Хотя, даже если бы Санди был немым, всё равно спрос бы на него не иссяк.
Судя по виду, море его изрядно потрепало, пока сюда добрался. Только вот зачем? Говорит на спор. Это вряд ли, Санди хоть и бабник, но не дурак. А уж подвергнуть себя смертельной опасности ради спора, точно бы не решился. В общем, история тёмная. То, что он сюда отправился вслед за мной, исключено, я никому не говорила о своих планах. Да и зачем ему – самому завидному жениху посёлка понадобилась бы дурнушка Индри?
И, как нам теперь сосуществовать? За год на острове я привыкла к свободе и поняла, что мне в одиночестве здесь хорошо, спокойно и безопасно. Лучшее время жизни осталось в детстве, пока жива была Молли. Но то не вернёшь, а зачем мне на острове сосед – бездельник, который рано или поздно придёт в себя и начнёт приставать за неимением иных вариантов, не представляю. Но и утопить его рука не поднялась. С чего бы?
А, кто бы смог утопить парня своей мечты, если он даже и наглец, как Санди?
Отец про таких людей говаривал: «Как шхуна без штурвала: и толку нет, и на дно пустить жалко…» Да у него ещё там рана на спине разверзается, как пасть акулы, придётся с ней что-то делать, иначе на такой жаре воспалится, а самому не достать…
Тем временем, он просыпается окончательно и даже находит в себе силы плыть. Красивыми широкими мужскими гребками пересекает водоём и выходит на сушу на другой стороне. В золотисто-розовых лучах восходящего солнца братец напоминает античного бога: красивого и первобытного одновременно. Всё в нём слишком идеально для простого смертного: широкие плечи, точёная талия, плотный по-мужски подтянутый зад, выпуклые жгуты мышц на бёдрах и икрах. Невольно любуюсь, но вот он оборачивается, и чтобы скрыть любопытство, ничего не остаётся, как нырнуть в глубину.