Морозова виснет на нем, стоит Егору только приблизиться. Закатываю глаза. И зачем только постоянно свои обжимания выставлять напоказ? Никогда этого не понимала, и, наверное, не пойму.

— Нет, ну ты видела? Вот ведь стерва! — возле меня мгновенно материализуется злая Маша. 

            В нашем лагере она впервые, но родители прислали её на целое лето, поэтому наше знакомство длится уже второй жаркий месяц. И, вроде, нас даже можно мало-мальски назвать подругами. По крайней мере, она рассказывает мне буквально о каждом своём шаге.

— Ты о чем? — спрашиваю, не понимая, в чем дело.

— Ты разве не видела?! — возмущается она, поправляя свои шелковистые волосы. — Эта из-за Морозовой тебе в голову прилетело! Она мяч киданула! — Маша разминает кулаки так, будто уже сейчас готова броситься в бой. — Как же она раздражает! Ещё и Холодов прибежал за неё прощение просить! Ну вот скажи, разве она этого стоит?

            Совсем не удивляюсь Машкиным возмущениям. Ей позволительно. Холодов покорил её девичье сердечко, стоило ей только впервые на него взглянуть. И все, пропала девчонка. 

            Правда, я в этом видела лишь глупость. Настоящую девчачью глупость. Ну какая влюбленность, если он с ней за два месяца даже не разу не заговорил?

            В целом, это главная причина по которой изо дня в день я выслушивала триады о неидеальностях идеальной Ани и о том, какой же Холодов неземной красавчик.

            Слишком сильно начало напрягать, из-за чего общение с Машей с каждым днём стала сводить к минимуму.

            От полученной информации, я всего лишь бросила взгляд в сторону Морозовой. Подумаешь, попала мячом. Со мной в школе и не такое случалось. Однажды в спину случайно прилетел мяч, когда я впервые забралась по канату до самого верха. До сих пор не знаю, как не слетела оттуда от неожиданности. А то, что Холодов попросил прощения, приняв всю вину на себя. Ну, учитывая их незримую силу любви, совсем неудивительно. Спасибо, хоть кто-то из них решил принести извинения.

— Мне наплевать, — пытаюсь снова сфокусироваться на рисовании, но заранее знаю, что попытка не увенчается успехом.

            Маша в упор не замечает моего нежелания продолжать эту тему. Она продолжает свои возмущения насчёт Морозовой и заявления о благородстве Холодова. Правда, практически все я пропускаю мимо ушей, снова сосредотачиваясь на нарисованных пейзажах. Все, кроме того, что буквально цепляет и фокусирует внимание на словах подруги.

— Не зря он ей изменил, — радостно выплевывает она. — Жаль не со мной, я бы была не против.

— Что? Ты о чем? — в этот момент у меня буквально замирает сердце. Как такое может быть?

— Ты ещё не слышала? — подруга мгновенно и восторженно начинает новую историю. — Егор вчера целовался с Семеновой из третьего отряда. Их застукали вожатые.

            От шока уставляюсь сначала на подругу, а потом на Холодова, который преспокойно продолжает игру.

— Да ну, бред. Кажется, у них все хорошо, — облегченно выдыхаю, когда Морозова подбегает к Егору и оставляет поцелуй на его щеке.

— Потому что она не знает, — щёлкает пальцами Маша. — Ты же знаешь, у Егора тут все братья и друзья. Никто просто не посмеет рассказать ей правду, потому что побоятся.

            Замечаю логику в словах подруги и в одночасье смотрю на эту пару совсем другими глазами. 

            Просыпается какая-то резкая неприязнь к Холодову и нереальное сочувствие к ничего не подозревающей Ане. Разве можно так играть человеческими чувствами? Животный поступок, который не терпит прощений и оправданий.