Спутник этого мира был не один. На ночном небе ярко, для ночи, разумеется, светили два спутника, освещая старый дом, заросшую травой и бурьяном ограду и окрестности с соседними домами.

По вытоптанной в высокой траве тропинке я дошла до сомнительного вида уличного туалета. Тут и там, рядом с тропой были вытоптаны пятачки. Сначала до меня не доходило, что это. И лишь кое-как открыв дверь, я порадовалась, что устояла на ногах – пол туалета давно провалился вниз, и из зловонной ямы на меня щерились обломки гнилых досок. Значит пятачки – это импровизированные отхожие места семейства.

Тяжело вздохнув, постаралась не обращать внимание на обстановку и сделать свои дела таким же способом. Только место пришлось выбирать подальше, где траву не вытоптали.

Как же можно иметь свой дом, землю и не ухаживать за ними? Отец бы меня уже хворостиной захлестал, если бы я учудила «присесть», где ни попадя. Но и хозяин он был рачительный и любая работа в его руках спорилась. И электроинструмента в то время не было – всё честным физическим трудом и по вечерам после работы. А летом и вовсе – пока солнце не сядет.

А после его смерти – уже мы с матерью в порядке содержали семейное гнездо и нанимали мужскую силу, если сами не могли что-то сделать. И лишь потом нам с мужем от работы выделили квартиру, куда мы переехали, приезжая к маме на лето и в выходные вместе с детьми. Сын тоже успел застать те времена, когда рабочим людям выделялись квадратные метры. А вот внукам так не повезло – мир захватила демократия и коммерция под тошнотворными масками благого дела для мира. И миром стали править не добрые мечты о светлом будущем, а деньги.

На обратном пути внимательнее осмотрела двор. Забор – то самое лицо хозяев, что уже с улицы кричит о том, кто живет на этом клочке земли – мало того, что покосился и зиял вырванными жердями, из которых, в основном и состоял, так и был сделан когда-то очень неумело.

Я не осуждаю мачеху, но призадумалась бы на её месте, стоит ли рожать столько детей от мужчины, который пьет, бьет и, судя по всему, явный тунеядец. Хотя и она ему под стать – ездила на чужой девчонке и мечтала за её счет обогатиться.

Хотелось бы прочесть бумагу, о которой шла речь в их разговоре, без свидетелей и подробнее. Разумеется, подписывать я её не стану. Не хватало ещё последнего угла, пусть и такого свинского, лишиться. Вопрос, смогу ли я прочесть чужие письмена, ещё и написанные вручную? И, если всё-таки смогу, то как не показать мачехе свою образованность? Вряд ли девочку учили хоть чему-то, кроме обязательного набора круглосуточной прислуги.

Немного подышав свежим воздухом на крыльце, решила с утра ознакомиться с бумагой и постараться её уничтожить так, чтобы мне за это не перепало. Вторую такую им вряд ли сделали.

Осторожно вернулась на своё место – в тряпки на полу. Голова болела меньше после сна и прогулки, и я, понадеявшись, что к утру всё пройдет, постаралась заснуть.

***

Меня разбудил голос мачехи, зазывавший просыпаться и завтракать. И такой голос у неё был притворно-сладкий, что даже дурак бы насторожился.

При свете дня и в вертикальном положении, дом обрел еще более унылые черты. Видно было, что не так долго ему осталось – хиреет изба и кренится, грозя вот-вот упасть, погребая под собой всех виноватых за разгильдяйство и беспечность.

- Вот. – Мачеха поставила передо мной на стол ополоснутую кружку и налила в неё отвар. Тёмное кольцо внутри неё оттереть и смыть не догадалась, но своё фи я пока сказать не могу. Весовая категория не та. – Бери сегодня пару лепешек. А то совсем исхудала. Голова не болит?