Посидел в тишине перед иллюминатором, прижавшись носом, как маленький. Потом смотрел на стекло, пока оно возвращало себе прозрачность, убирая следы человеческого дыхания. Затуманенная было планета снова стала отчетливой, яркой, сочной. Никандр прекрасно знал географию: сейчас, например, они летели над Калифорнией. А Ральф и Рольф часто спорили, пытаясь определить место внизу.

Мальчишки заснули, Никандр знал это наверняка. Софью всегда удивляло, как он может определить, что дети за переборкой уже спят? Никандр пожимал плечами: мы ведь семья, ничего удивительного.

У меня хорошая семья, подумал Андрей… надо будет утром подать Командиру прошение на смену имени. А то с мальчишками играем в имена, а себе позволить не можем.

О том, что пришлют экспериментальный отряд из Москвы, поговаривали давно. Мы ждали, что пригонят настоящих, в отличие от меня, головастиков испытывать новое оружие, и какое-то количество бойцов к ним прикомандируют. Якобы, такая делегация уже была на левом фланге, и участникам эксперимента сразу же госнаграды, хорошие премиальные, и в отпуск на две недели. Оружие испытывали, разумеется, психотронное.

– Прибыли, короче, на двух машинах серебристого цвета, короче: на одной излучатель, как спутниковая тарелка, короче, другая машина типа штабная – внутри одни экраны, понял, короче? И головастики вдоль бортов сидят, короче, смотрят на экраны большими очками, по клавишам шлепают, короче. Короче, наука! Понял?

– И ты это сам видел, короче?

– Не, сам не видел, пацаны из второй роты видели, они врать не станут, короче.

Я на такие разговоры выработал разумную, на мой взгляд, реакцию: тихонько отходил в сторону, короче.

К наградам я не тянусь, зарплаты хватает, а в отпуск мне некуда, разве что к родителям. Меня дома даже кошка не ждет, потому что ее у меня нет. Квартира есть, а кошки нет. Государство коммуналку на себя взяло, так пусть оно на себя и экспериментаторов из Москвы берет. А то, ходили еще слухи, что к медалям и отпуску прилагалась преждевременная седина, а к ней бессонные ночи и подписка о неразглашении. И руки у тебя потом так дрожат, что вообще непонятно – твоя подпись там, или не твоя.

Но, чего уж там, именно эти ребятишки появились ой как вовремя. Спасибо Москве и его товарищам, что нас вытащили. Здесь лучше, чем в том блиндаже.

– Кстати, это что? – спросил я, – Летающий остров Лапута?

Спрашивать было не у кого, на самом деле. Это я спросил, чтобы голос живой услышать. Я был один в приемном покое.

Конечно, это не был приемный покой. Это был шлюз, тамбур, или прихожая, кому как нравится. Домашним уютом здесь и не пахло, так что, пожалуй, шлюз. Абсолютно металлическое помещение три на три метра, и в высоту всего два, не распрыгаешься. Взгляд уставал фиксировать тесноту помещения. Зато пол рифленый, как лист алюминия в нашем пикапе, только черный. Стены шероховатые, стальные или титановые, это если про цвет. А на ощупь – пластмасса, теплая, приятная. Низкий потолок был такого же оттенка, и, скорее всего, из того же материала. Индустриальный пейзаж, скупой, лаконичный, практичный – пол и стены легко отмывать от крови. И даже до потолка можно достать тряпкой. Мне доводилось отмывать кровь. Я интеллигент: для меня важно, чтобы все было легкодоступно, у меня вообще руки маленькие. У меня даже чётки маленькие, с крохотными узелками, настолько маленькими, что их приходилось подтягивать маленькими пальцами, а не грамотно двигать вперед большим. Я не печалился, потому что большой палец – это эго.