А у меня времени на сон пока не было, в том числе и на обмен ничего незначащими любезностями, но ритуал с Люцианной надо соблюсти. Во-первых, ритуалы в инквизиции поддерживали каноничную магию. Во-вторых, Люцианна — ведьма, может, что и подскажет, когда спрошу. Спросить придётся, умом понимаю: дело больно тонкое.

— Ну, я зелье принимаю. Так, микстура, по сути, лекарская, но помогает.

Улыбнулась лукаво, и внезапно я перестал замечать и её навязчивость, и даже вытянутое как у лошади лицо. Люцианна была прелестью, когда не пыталась флиртовать.

— Надо взять у тебя рецепт.

— Так тебе его и сказала! — фыркнула она, но в глубине прозрачных глаз вспыхнула досада.

Она была не замужем, но очень хотела породниться с инквизитором или, на худой конец, с тем, кто работал в Святом ордене. Какую должность здесь ни занимай, какой святой образ мыслей ни имей, а найдётся святоша, кто упрекнёт тебя за дар.

Я относился к помощнице Архимандрита, как к равной, наверное, поэтому в последние два года основную ставку Люцианна делала на меня, а я не смел сказать ей прямо, что мечты напрасны. Не только из деликатности. Надежда дана нам Богом, она льёт бальзам на истерзанное сердце.

— Проходи уже, чего стал! Не видишь, занята!

Я вздрогнул, вдруг на месте Люцианны увидев Гестию Виндикту. Миг, и она исчезла.

— Доброй ночи! — пробормотал я и шагнул вперёд.

Люцианна нажала на кнопку под столом, и над камином, не работавшим столько, сколько я бывал в приёмной, вспыхнула зелёная надпись: «Homines non odi, sed ejus vitia».

«Не человека ненавижу, но его пороки».

Камин отъехал, открыв освещённый магическими шарами под потолком узкий извитой коридор. Каждый мой шаг гулко отдавался эхом, бежавшим впереди меня и оповещавшим не хуже глашатая. И вот она заветная дубовая дверь, толкнув которую я попал в мраморные палаты.

Направо первая дверь — лаборатория, пока мне туда не надо.

— Пришедшему с благими вестями, добро пожаловать!

Вторая дверь распахнулась ровно за миг до того, как взялся за ручку.

— Доброй ночи, ваше преосвященство.

Архиепископ был сухим коротышкой, немного строгим и много добрым для своего высокого сана. Когда-то он дал обет безбрачия не для того, чтобы достичь высокого положения, а по зову сердца, в котором жила только любовь к Богу.

И к справедливости, как к его лучшему проявлению.

— Доброй, сын мой, но, видимо, именно сегодня Господь решил испытать тебя. Я наслышан о твоём расследовании. Как ты продвинулся?

Илирий протянул руку для приложения, и я поцеловал холодное кольцо с надписью «manus age». Сухонькая ладонь погладила меня по макушке, словно в детстве.

— Мне нужно спрятать ведьму, — начал я с главного. Пусть Илирий и мой покровитель, но прежде всего он руководствуется интересами Святого ордена. Если за несколько минут я не аргументирую свою просьбу, Гестию никто не спасёт.

Мне вдруг подумалось, что она надеется на меня. Глупо, ведьма просто желает выжить и сохранить место в столице. Кто сказал, что она вообще не замешана в этом деле?

Я рассказывал всё обстоятельно, но строго по делу. Не делая лишних выводов, пока не спросят, но подавая информацию так, чтобы эти выводы казались очевидными.

— На тебя Следствие мирских дел жалобу выкатило. Мол, ты подозреваемую удерживаешь, допросить по форме не даёшь. Сам знаешь, это всё не так важно, коли дело продвигается, и виновных ждёт геенна огненная в лицо нашего департамента.

— Я поговорю со Старшим следователем.

— Поговори, у него что-то есть на домочадцев казначея. На слуг, разумеется, так будет и лучше, если это просто слуги отомстили хозяйке. Ведьма твоя нам пригодится, многие наверху за неё хлопочут.