Некоторое время он сверлил меня сердитым взглядом и наконец, утробно фыркнув, нащупал еще одну бутылку за спиной, откупорил, сделал пару огромных глотков самогона и кивнул:

– Давай! Расскажи! А я послушаю! А потом скажу, насколько ты неправ.

– Посмотрим, – усмехнулся я. – И вот тебе история Церры, смешанная с твоей. Вы все тут были горсткой океанских племен, выживающих на руинах. И хер бы вы выжили за эти столетия, несмотря на свою воспетую стойкость. Хер там! Триста лет назад тут не росло ничего и не могло расти – планета была на грани. Поэтому вы и дрались друг с другом за каждую подгнившую рыбью жопу. И вас истребляли много раз, считай, под корень – но приходила свежая кровь с берега и океана. Какие-нибудь беглецы, захваченные в рейдах рабы – такое происходит постоянно. Это же помогло жителям руин не превратиться в детей инцеста, несущих в себе букет генетических отклонений. Но главное, что помогло вам выжить – природа! Вернувшаяся и возродившаяся природа, мать вашу!

Я ткнул пальцем в стену, и он угодил в поддавшуюся под нажимом толстую здоровую лиану, усыпанную множеством пахучих желтоватых ягод.

– За прошедшие века природа вернулась сюда, вырастила здоровые деревья, кустарники и травы. На дне возродились кораллы и водоросли, начала плодиться рыба. Еды стало в разы больше и здесь, и там – на берегу. В результате бандитские рейды чисто жратвы ради потеряли смысл и прекратились. Снизилось количество смертей, и крохотные племена, обитатели руин, начали весело плодиться, быстро увеличиваясь в числе. А когда вас стало гораздо больше – появилась и смелость. В процессе торговых операций и глубоких исследований руин у вас появилось огнестрельное оружие, что сделало вас опасными и заставило с вами считаться. Так Церра окончательно перестала быть кормовой базой для всех окрестных лоботрясов – и они тут же прибежали выразить свое почтение. Больше торговли – больше бабла, оружия и власти. Так общины стали теми самими могущественными древними родами, а их вожди превратились в мудрых донов, решивших, что надо сохранить единство ради общего выживания. Шли годы. Десятилетия. И где-то в это время родился ты, Мумнба – никому нахер не нужный детеныш руин. Скорей всего, ты был сиротой. Злым, хотящим жить, вороватым сиротой. Тебя приметил старый дон, забрал к себе, прикормил, защитил, вырастил как личного сторожевого пса. И судя по твоей изрезанной шкуре старого волкодава, свой долг ты выполнял свято – и выполнил полностью, ведь хозяин не погиб, а умер от старости. И умер не только он – скорей всего, целое поколение руководителей ушло на покой примерно в одно и то же время, а те, кто явился на их место… у них было свое окружение, своя свита, своя защита и… и такие, как ты, им стали просто не нужны.

Я глотнул самогона и продолжил:

– Не думаю, что тебя прогнали – ты все же годы охранял босса. Но личным телохранителем ты быть перестал. Может, тебя назначили садовником, может, велели приглядывать за прудом с золотыми рыбками или отправили на оплачиваемый покой… но тебя это оскорбило, и ты хлопнул дверью. Ты гордо ушел и стал рыбаком. Причем ушел ты далеко – аж до самого края вашей крохотной страны, что вся уместилась в границах утонувшего мегаполиса. И, кстати, так далеко ты ушел не просто так – ты остался верным сторожевым псом своей страны и теперь ловишь рыбу у ее границы, вовремя замечая всех чужаков. Одиночек вроде меня ты пропускаешь, а вот иди здесь на лодках вооруженный чужой отряд, ты бы им не показался. Скорей всего, где-то на крышах нескольких высоток поблизости уже высятся кучи хвороста, а рядом бутылки с самогоном. Плесни, пусти искру – и вспыхнет пламя. Брось туда ворох свежих лиан – и к небу поднимется тревожный столб дыма. Да, ты рыбак, но ты по-прежнему любишь свою страну и по-прежнему служишь ей, хотя тебя и отправили на покой, а затем попросту забыли. Мне продолжать, старый Рыбак? Или я вру?