И я тоже голодная.

Потому что отвечаю.

Неумело пытаюсь идти навстречу к нему, сплетаться своим языком с его.

Сава рычит возбужденно, пальцы его в таком интимном месте находят какую-то острую точку… И нажимают. Ритмично, в такт движению его бедер и мягкому покачиванию вагона.

Я теряю себя полностью.

Растерянная, безумная, я просто раскрываю рот, впуская еще глубже его гибкий язык, прогибаюсь в пояснице, потираясь ягодицами о твердость, на которой сижу, сжимаю бедра, ловя то самое, то, что прямо вот сейчас, сейчас, сейчас…

Мой вскрик в тишине вагона никому не слышен.

По крайней мере, я на это надеюсь…

Но даже если бы и был слышен, то сейчас мне на это категорически плевать.

Я ловлю волны наслаждения, невозможного, небывалого, никогда ранее не испытываемого.

Я порабощена полностью губами, руками, напором этого безумного парня. И не понимаю даже, в каком мире я сейчас нахожусь.

Но, определенно, в лучшем!

_________________________________

Пока что лайт, но для Оли - явно переборчик))))

Смотрим огненные арты от Танюши) Они тоже пока лайт... Но где одна рука Савы? М?

А вот тут пока еще обе руки на виду... Но такой милый арт...

10. 9. Сава. Самое темное время перед рассветом...

— Что это?.. — тихий измученный шепот, дрожащие искусанные губки, блестящие в полумраке вагона огромные испуганные глаза. В них огни отражаются. И мое безумие.

Моим пальцам мокро и горячо.

Она сжимает их, все еще сжимает собой, держит. Не отпускает. Она меня всего держит, блять…

Влип я, да так, что невозможно отлепиться.

— Это? — улыбаюсь и целую ее в приоткрытые губы, мягко, утешающе, — это — кайф, птичка…

Она медленно моргает, затем длинно всхлипывает.

Невероятные глазищи свои еще шире распахивает, словно осознавая только теперь, что произошло, и дергается всем телом, стремясь вырваться из моих рук.

Но я, естественно, не пускаю.

Применяю силу, удерживая ее на месте. На коленях своих. И на члене, чего уж там. Он, кстати, того и гляди лопнет от напряга. Дико больно, низ живота сводит от недополученного кайфа. Но продолжать не собираюсь, конечно.

Птичка моя, судя по всему, вообще нежный цветочек, и все для нее впервые.

И я ее, само собой, хочу, дико хочу. Так дико, что голова отключается, и даже секс на глазах у всех, прямо в этом гребанном сидячем вагоне, уже не кажется чем-то кринжовым.

И, если бы у Оли был хоть небольшой опыт в этих делах, я бы не тормознул. Потихоньку, помаленьку, посадил бы на себя и покачал… Мягко-мягко, сладко-сладко, медленно-медленно… Дождался бы, как она окончательно одуреет от темпа, и долго бы со вкусом трахал…

Но Оля — маленькая и сладенькая целочка. И устраивать ей первый раз вот так, прямо на глазах у всего вагона… Нет уж. Перебьются!
Я — тот еще собственник. Симоновы своим не делятся.

А ее первый раз — определенно, мой.

И я хочу его выпить до дна, сожрать полностью, в одно лицо. Без подрачивающих на сладкий нежный возбужденный щебет птички придурков.

Это Оля наивно думает, что весь вагон спит… Ага, как же!

По крайне мере, двое мужиков в нем точно бодряком. Те, кого братишка отправил со мной в это офигенное путешествие.

Они по службе спать не должны. И дрочить, кстати, тоже. Но последнее — не отследишь…

— Тихо, тихо… — утешающе скольжу губами по влажному от напряжения и стыда виску, собираю сладкие капельки пота. — Тихо, птичка… Все хорошо…

И тихонько толкаюсь опять пальцами в нежную мякоть.

Оля тут же захлебывается судорожным вздохом и вытягивается на мне в струнку.

Восприимчивая какая… Охереть…