– Мы не знакомились, – Санта произнесла, пожимая плечами.

Смотрела при этом не в лицо Данилы, а на его грудь.

Замолкла, вздохнула. Дальше – подняла глаза уже на него.

– Я всегда знала, что они есть. Не помню, чтобы со мной кто-то специально говорил и что-то объяснял. Было данностью, что у папы есть сыновья. Они с нами не жили. На ночь никогда не оставались. Первая папина жена, она…

Санта замялась. Слово, которое крутилось на языке, не могла позволить себе из уважения к памяти отца, а другое подобрать – сложно.

– Она очень следила, чтобы папа не злоупотреблял своими родительскими правами…

– Она его шантажировала свиданиями?

Но Данила – привычно проницательный. Да и жизнь живет, понимает, что да как…

И пусть первым порывом было мотнуть головой, Санта снова пожала плечами и вздохнула.

Потому что тогда сама этого всего не понимала, не замечала, не фиксировала. Была ребенком. Причем счастливым, любимым, обласканным. Жила в идеальном мире, не подозревая, как дорого этот мир обходится её отцу и отчасти матери.

– Это было сложно всё… Насколько я понимаю, они были очень подвержены влиянию своей матери. А она – очень обижена…

– Что их совершенно не оправдывает…

Данила уточнил, хоть и не должен был, а по сердцу Санты разлилось тепло и нежность. Она даже улыбнулась благодарно. А потом ещё раз – смущенно, когда Данила игриво щелкнул по носу. Проехался по щеке, погладил…

– Я правильно понимаю, что когда появилась твоя мать, отец уже в разводе был?

Задал не самый деликатный вопрос, но Санте нечего было скрывать и нечего стыдиться.

У Елены и Петра всё было честно. Её мать – не разлучница. Отец – не изменщик. И как бы первая жена и дети от первого брака с её легкой руки его поступки ни интерпретировали, единственная закономерность состоит в том, что когда двое рушат – брак рушится. Если двое строят – он стоит.

– Наверное, папина первая жена считала, что он слишком быстро оправился. До последнего вела себя так, будто имеет на него больше прав…

От воспоминаний о самых сложных днях жизни – когда отец умер – у Санты всегда по коже шел мороз. И сейчас тоже. Даже тогда «та женщина» пыталась задвинуть Елену. Даже горе не заставило заткнуть обиду поглубже хотя бы на несколько дней. Хотя бы из уважения к памяти. Но на Данилу всё это вываливать Санта не стала бы. Стыдно даже озвучивать. Да и он наверняка понимает без слов.

– Поэтому я с ними не знакомилась…

Чтобы не уходить в дебри, Санта вернулась к ответу на изначальный вопрос. Приободрилась, садясь ровнее, расправляя плечи.

Чуть зарделась, запоздало осознав, что вообще-то голая, а мужской взгляд не просто сам собой соскальзывает вниз по шее и ключицам…

Но Данила почти сразу отрывается, возвращается к лицу с её первым новым словом:

– У нас довольно большая разница в возрасте. Мы – разнополые. Отчасти и сам папа списывал на это отсутствие обоюдной заинтересованности. Конечно, понимал, что проблема куда глубже, но я не раз слышала, когда они говорили с мамой, что ему хотелось бы, чтобы когда мы вырастем… Поняли. Смогли поддержать… Он об этом мечтал. К сожалению, этого не случилось.

– А мама твоя?

– Ей было сложно, но она никогда папе ничего не говорила. Во всяком случае, я об этом не знаю. Она – тонкий человек. Её легко обидеть. Когда Игнат стал постарше – он в принципе перестал подавать признаки адекватности. Они почти не приезжали к нам… И слава богу. Но если где-то пересекались – он обязательно маму колол. До сих пор помню, как мне было за неё обидно. И как сложно было держать язык за зубами. Но чем закончится, если не пропускать мимо ушей, мы знали.