... Солнце вставало из-за моря раскалённым докрасна, ослепительным шаром. О ночном шторме напоминали выброшенные из морской пучины водоросли и моллюски, в изобилии покрывшие песок, да пена волн, убелившая скалы на высоте, доступной лишь мощным водяным валам. В этот ранний час море было спокойным, водная гладь у берега отливала чистой лазурью, которая ближе к горизонту переходила в чернильную синь. Небо над морем было ясным, безоблачным.

Картина рождения нового дня была восхитительна, но Эмилия не видела этого: сон сморил её незадолго до рассвета.

Мадам Николь внимательно разглядывала лицо девушки – Эмилия спала рядом, в кресле, свернувшись в нём калачиком и до самого подбородка укрывшись шалью. Лицо было ещё почти детским и в то же время в его чертах явно вырисовывалась пленительная женская красота. Мягкий овал, обрамлённый золотистыми завитками; изящный прямой нос; глаза удлинённого разреза, с приподнятыми к вискам кончиками; шелковистые брови вразлёт; небольшой, аккуратно очерченный рот. Такое лицо могла изваять лишь искусная рука влюблённого в красоту мастера, и этим непревзойдённым мастером была сама природа.

«Странно, но спящей она кажется взрослее, хотя именно во сне человек выглядит беззащитным и доверчивым, как ребёнок, - размышляла мадам Николь, вглядываясь в лицо Эмилии. - Но стоит ей открыть глаза – и обман сна тут же исчезнет. Чистый взгляд синих, как горные озёра, глаз и бесхитростная улыбка выдают неискушённую жизнью, беспечную девушку. Фигура её ещё не оформилась, движения порой бывают чересчур порывисты, голос лишён чарующего звучания. Однако стоит предвидеть, что в не столь далёком будущем эта девушка превратиться в очаровательнейшее создание».

Вспоминая свою безвозвратно ушедшую юность, мадам Николь шумно вздохнула. Длинные чёрные ресницы Эмилии дрогнули – блеснул тревожный огонёк синих глаз.

- О, не беспокойтесь, Эмили, я чувствую себя намного лучше, - графиня поспешила успокоить девушку, заметив её тревогу.

Чудесные глаза Эмилии сразу озарились ясным светом.

- Вы спали, а я любовалась вами, - призналась мадам Николь. - И знаете, о чём я подумала?

Эмилия улыбнулась, пожав плечами.

- Я подумала, что ваша красота, в соединии с умом и обаянием, принесёт вам либо счастье, либо невзгоды. И последнее более всего тревожит меня, - голос графини стал печальным.

Она помолчала и затем продолжила, глядя куда-то мимо Эмилии:

- Я знала немало женщин, славных своей красотой и остроумием, но ни одна из них не была по-настоящему счастливой. Ни одна... Хотя каждая стремилась к этому. Судьба – злодейка, а удача – капризна, коварна и непостоянна, словно женщина, поверьте моим словам, Эмили. Недаром же слово "удача" – женского рода. – Голос графини дрогнул, а глаза наполнились слезами.

- Но нет! Что я говорю? Нет, неправда то, что все женщины коварны и непостоянны! Это определение относится скорее к мужчинам. Да, конечно же, к мужчинам! А женщины... Женщины могут верно любить до конца своих дней...

Бескровные губы мадам Николь задрожали, и по щекам покатились слёзы. Она отвернулась от Эмилии, чтобы та не видела страдальческого выражения её залитого слезами лица.

Но девушка уже в начале их беседы заметила перемену в тёте, а её последние, произнесённые с болью слова глубоко запали в сердце Эмилии. Девушка догадалась, что графиня говорила о себе, о своей судьбе, и подумала, что ничего не знает о прошлом своей нежно любимой тёти. И хотя она не раз задавала себе вопрос, почему у Николь нет детей, спросить об этом саму Николь никак не решалась.