– Ну же, ну же, хватит дрыхнуть! – жужжала Мурхе назойливой мухой. – Расскажи уже, что ты там решил насчёт меня? Всё-таки к лешему? Могу устроить пару невменяемых выходок – и меня зашлют обратно в общагу. И всё. Разлетелись, разбежались, словно вовсе не встречались.

Этим днем, засыпая и снова просыпаясь, я мурыжил эту мысль и так, и эдак. По десять раз я успел попрощаться, уйти, прогнать и даже сжечь Мурхе к её же бабушке. Я убеждал себя, что всем так будет проще, и радовался, представляя свою жизнь свободной от этой надоеды. Конечно, мне было ясно, что так просто от неё не избавиться, но я решил быть непреклонным, и всё-таки изгнать её со своей территории, наплевать на все интересные тайны и забыть о ней, как о кошмарном сне.

И сейчас, когда она сама предложила избавление, сон как рукой сняло.

Я кричал «ура!», «скатертью дорожка!» и танцевал джигу-джигу в своей голове…

А откуда-то из груди поднимался к горлу комок необъяснимой тоски, и волоски на загривке становились дыбом...

И прежде, чем я понял, что это сожаление, прежде, чем сумел замылить это за шквалом других мыслей, девчонка хмыкнула и, не давая времени сосредоточиться, заявила:

– Ясно. Хорошо. У меня такая же фигня, если честно, – она задумчиво потерла затылок, а затем обернулась к Стражу: – Дайр, ты с нами?

Он кивнул, а мне передал картинку ромашкового поля и порхающих бабочек.

И к чему это безобразие?

– Рада, что ты рад, Дайр, – лицо девицы напоминало рожицу объевшегося сливками кота. Потом, словно вспомнив что-то, она выдала: – Ладно, спи, а я пойду, погуляю пока, – и встала с корточек.

Куда разбежалась?

– Стоять! – рявкнул в мыслях я так, что Страж дернулся и покосился на меня с явным недоумением.

Девчонка, уже было повернувшаяся ко мне спиной, довершила поворот на месте и глянула на меня. А у меня от возмущения все мысли рассыпались в пыль, и с минуту мы молча играли в гляделки. Я – стоя на разлегшемся ревуне, взъерошено выгнув спину, и она – прищурившись и вздернув одну бровь…

– Ты проснулся? – с нотками скепсиса спросила она наконец.

– Да, – буркнул я. Настроение было сварливым, а от понимания, что «сам себе лекарь», хотелось кого-то покусать. Впрочем, почему – кого-то?

– Кусай, – она протянула ко мне руку.

Вот же… бесит!

Вкус её крови отрезвил. Я как-то резко успокоился и даже почувствовал что-то вроде раскаяния. Пожалуй, я был готов к конструктивной беседе.

А Глинн отрешенно рассматривала руку, словно не веря, что я это сделал. Кровь остановить не пыталась, и лиловые капли, срываясь с пальца, падали на хвосты Стража, вьющиеся у её ног.

– Да ладно, что там такого? – я не выдержал, подобрался и прыгнул к ней на плечо: – Дай гляну.

Словно очнувшись, Мурхе смерила меня неопределённым взглядом, и мне стало не по себе. Особенно с учётом того, что я собирался предложить. И ведь поздно отступать-то.

– Давай руку, – я так скрипнул зубами, что на её месте я бы несчастную конечность за спину спрятал, от греха подальше. Мурхе доверчиво и отрешенно поднесла её ко мне. Гшивр, мне захотелось провалиться сквозь землю. Однако я всё же лизнул ранку на пальце, раз, другой. Девчонка дернулась, будто до сих пор не понимала, что я собираюсь сделать, и я, чувствуя себя законченным придурком, пояснил словами: – Моя мутансткая слюна обладает неплохим заживляющим действием. Так что зарастет, как на мутанте.

И тут я обратил внимание на две тёмных точки между большим и указательным пальцами её руки. Как след от укуса кого-то клыкастого, но небольшого. Следуя за моей мыслью, Глинн повернула кисть – на тыльной стороне ладони обнаружились такие же точки.