Старик развернулся и направился к выходу. Кинулась за ним.

— Сперва обед! — схватив Никса за рукав, воскликнула я. — А уж потом всё остальное! А то остынет!

— Вот Русяша мне и разогреет! — заупрямился старик.

— Ах, ты просто не желаешь есть мою стряпню! — всплеснула я руками, надеясь, что желание угодить «супруге» остановит мужчину. Но нет, не вышло! Вильям упрямо следовал к выходу, да шустро так, что я в своем непривычно длинном платье догнала его только у выхода. Уже собиралась прибегнуть к правде, начать объяснять старичку, что нет никакой Русяши в округе даже в помине, но он распахнул дверь и замер на пороге. А причина была в том, что там с поднятой рукой, явно занесенной для того, чтобы постучать, замер усатый незнакомец.

— Послание для господина Тейса и госпожи Садья, — заявил он и сунул в руки старику конверт.

— От кого, любезный? — спросил мирно Никс.

— Из ратуши, официальное уведомление, — ответил усач.

— Благодарю, — кивнул ему бывший дворецкий.

— И еще посылочки. — Мужчина, что стоял на пороге, наклонился и, подняв стоящие на крыльце одна на другой коробки — одну плоскую и большую, а вторую маленькую и квадратную, — передал их старику.

— Я возьму, возьму, — подскочила я к пожилому мужчине и забрала из его рук поклажу. Казалось, там что-то тяжелое, но нет, не так чтобы.

Никс же покрутил в руках конверт и, видимо, напрочь позабыл, что собрался бежать разыскивать стряпуху.

— Госпожа Садья, для вас послание, — сказал он.

— Благодарю, — отозвалась я, поставив коробки прямо на пол, и, закрыв за ушедшим посыльным дверь, забрала конверт.

Дворецкий поклонился и пошаркал в сторону гостиной, предоставляя мне возможность самой разбираться с посланием. Вздохнула, вскрыла конверт и прочитала написанное. Оказалось, что бургомистр исполнил мою просьбу прислать уведомление о задолженности. Да быстро так! Посмотрев на сумму, сравнив с платой, отданной за перемещение в эту провинцию дырявщикам, ощутила, как на затылке зашевелились волосы. Да сколько же лет копился этот долг? Не дешевле ли стоит само поместье?

— Придется, видимо, все же послушать, что предложит бургомистр, — сказала я сама себе. — Надо ехать на этот чертов прием!

С мыслями о том, как бы выкрутиться, не прибегая к помощи этого неоднозначного эльфа, чьих мотивов я не знаю, пошла обратно в кухню. И коробки с собой прихватила, намереваясь вскрыть их там. Война войной (а в том, что разговор с Окнистом будет подобен сражению, я не сомневалась), а обед, знаете ли, по расписанию!

— Вот всю спесь растерял. Хи-хи-хи! Всю! Другим не скажет, но наедине с собой… А я-то видел! — услышала я из-за двери голос Хомлина. — Проняла его госпожа Садья, ох, проняла! Это всё его эльфийские заморочки! Хи-хи-хи! Такой ходил: холоден да неприступен! А мы, хомлины, домовые, полевые, лешие — все для него пустое место, нечисть. Шпыняет, гоняет, угрожает. А госпожа не такая, другая совсем, добрая. Яблочками угощает. И вдруг ему, остроухому с камнем в груди, глядите-ка, по нраву пришлась. И чем взяла? Пирогом и острым языком! Надо ей рассказать. А то мало ли что бургомистр удумает. Ох, как хочется рассказать ей... Но нельзя же! Нехорошо…

— Что нехорошо? — спросила я, открывая дверь в кухню и входя.

— Госпожа! — Хомлин снял с головы гнездо и поклонился, а когда выпрямился, закрыл рот ладошкой.

— Не скажешь, значит? — прищурившись, уточнила я.

Вид у Хомлина стал самым несчастным. Понятно было, как его распирает, но он молчал. Собственно говоря, уже и не надо было. Я и так из подслушанного кое-что поняла.