— Не он пришел, — ответил ползучий. — Две пары ног слыш-ш-шу. Один шаркает, другая топает.

— Госпожа! Госпожа Тасия, вы тут? — будто в подтверждение его слов, послышался шорох из-за двери.

У меня отлегло, выдохнула даже и, водрузив на прежнее место подсвечник, бросилась открывать дверь.

— Тут! — крикнула я и попыталась оттянуть щеколду, а та заела, как назло, туго шла, пришлось ее дергать и слушать немелодичный скрежет.

— На руке у меня что? — спросила я змея, пока возилась с неподатливой штуковиной.

— Знак, ш-што ты теперь мужнина жена! — ответил ползучий.

— И как от него избавиться? — уточнила я.

— Ис-сключшено! Ни с-с-вести, ни выжечь, ни срезать — всё равно проявится! — сообщил змей. — Но утеш-ш-шься, муженек твой такую же носит.

— О да, это знание прямо бальзамом на сердце, — ехидно заметила я и наконец вырвала щеколду из паза, распахнув дверь.

В комнату тут же ворвалась пунцовая Эльда, таща за руку отца, как телка за веревочку.

— Ох, великая Вассара! Такого стыда еще никогда не испытывала! — заявила она и, стащив с плеч цветастый платок, сложила его и стала обмахиваться скорее для самоуспокоения, чем пользы ради, ибо не веер, не обдувает. — Когда говорила, что вот с этим старичком, мол… — она кивнула на своего батюшку, — …собираюсь блуд учинить, чуть сквозь пол не провалилась!

— Вы так и сказали? — я удивленно приподняла бровь.

— Конечно!

— Прямо вот так? Вот этими самыми словами?

— Да, дорогая! — воскликнул старичок. До этого его взгляд растерянно блуждал по обстановке, но теперь устремился на меня и будто бы даже прояснился. Он сделал ко мне несколько быстрых шаркающих шагов, попутно при движении растеряв всю свою гордую осанку. — Наша девочка так и сказала: «Собираюсь учинить блуд! Дайте комнату!» — продолжил он, хватая меня за руки. — Я люблю тебя, дорогая, но ты ее распустила!

— Папа, папа! Это не мама, — беря старичка за плечи и аккуратно, но настойчиво оттаскивая от меня, попыталась втолковать ему очевидное (для всех здравомыслящих) Эльда. — Мамы тут нет.

— Не она? А как же? А где же она? — снова становясь растерянным, спросил старик.

— Умерла. Давно. Пятнадцать лет как, — вздохнула нянюшка и подвела пожилого отца к креслу. — Посиди тут пока, дай я потолкую с госпожой!

— Хорошо, — кивнул старик и опустился на мягкое сиденье, поерзал, явно остался доволен степенью удобства и откинулся на спинку.

— Простите, госпожа, он снова вас за свою жену, мою мать, принял, — стала извиняться Эльда, подходя ко мне. — Он сейчас каждую, у кого волосы светлы да фигура стройна, за нее принимает.

— Ничего, Эльда, ничего! — торопливо произнесла я. — Это неважно. Мне бы как-то сбежать…

— Сбежать? От мужа, что ли? — Нянюшка схватилась за сердце. — Неужто так плох?

— Я его восьмая жена, — пояснила я.

— А куда ж он прежних семь дел? — удивилась женщина.

— В бочках засолил и съел! — эта глупость слетела с моего языка раньше, чем я успела подумать, что не стоит кидаться такой клеветой, не имея никакого представления о судьбе моих предшественниц. — Не знаю! — все же добавила я, стараясь как-то исправить ситуацию, но было поздно.

— Ах! — выдала Эльда, побелев, и опустилась на край кровати: ноги, видимо, подломились от такой новости.

Повисла пауза, комнату наполнила тишина.

— Кхры-р-р-р! — нарушил ее храп старика.

Бросив взгляд на кресло, где он сидел, я с удивлением заметила, что батюшка Эльды заснул богатырским сном. Вот же никаких волнений. Даже завидно!

— Бежать вам надо, госпожа! Бежать! — сухо и чуть протяжно, будто бы приговор мне озвучила, произнесла нянюшка.