Она вспыхнула, как маков цвет, нервно оглянулась на дом, как будто маменька могла её услышать, и зашептала:

- Вы попали в самую точку, Татьяна Ивановна! Но богини ради, ни слова маменьке! Она не должна знать!

- Продать собирались?

- Заложить, - покаялась княжна. – Дело в том, что мне срочно нужны деньги, понимаете?

Я кивнула. Что ж, один секрет раскрылся. Но спрашивать, зачем княжне деньги, да ещё и тайно, я не буду. Это не моё дело. Моё дело – заведение открыть в ближайшее время.

- Что ж, будьте осторожны, Елизавета Кирилловна, - улыбнулась я ей напоследок и, опершись на протянутую Порфирием руку, села в коляску. – Если что, дайте мне знать, я с вами схожу в ломбард.

- Благодарю вас, - с чувством ответила она, и я скомандовала:

- Порфирий, трогай.

Щёлкнули вожжи, лошадь двинулась вперёд, коляска закачалась, я откинулась на спинку. Устала, как собака. Сумерки обняли нас, поглотили дом, приласкали еловые верхушки. Свежесть вечера заставила поёжиться, Порфирий оглянулся, как будто почувствовал, и сказал:

- Холодно? Я вам, барыня, накидочку дам, погодьте.

Прямо на ходу он приподнял зад с сиденья. Оно оказалось крышкой ящика, откуда Порфирий вытянул толстое покрывало, отороченное мехом. Подал мне. Я с наслаждением завернулась в него, отметила, что оно воняет лошадью, но ничего не сказала. Нельзя быть слишком придирчивой.

Мы выехали в перелесок, когда на нас упала ночная темнота. Стало страшновато, но я только забилась вглубь коляски, лёгкий ход которой убаюкивал. На небе неспешно карабкалась ввысь полная луна. Я пристально вгляделась в неё – точно такая же, как у нас, даже кратеры можно разглядеть. Белёсая, равнодушная, чуть обгрызенная справа – ещё не полнолуние, но почти. Похожа на толстую букву С – значит, она старая и скоро ей наступит смерть. Не помню, в какой книге я вычитала это, давно уже, ещё в детстве…

Утробный глухой звук огласил окрестности. Я замерла, покачиваясь в такт небыстрой рыси лошади, перевела взгляд с неба на деревья. Никакого движения. Только вой. Самый настоящий волчий вой! Долгий, унылый, безнадёжный. И другой голос, вступивший – молодой, задорный, ещё не такой длинный, подлаивающий в начале.

- Порфирий, - встревоженно позвала я, - это волки?

- Волки, чтоб им неладно! – ответил кучер и сплюнул с досадой. – Вот бы ружжо, уж я б их пострелял!

- Но они же не нападут? – спросила со страхом. Вот не хватало ещё в этом мире погибнуть в клыках волчьей стаи…

- Не должны бы, - с сомнением ответил Порфирий. – Не зима ж. На крайний случай у меня есть во!

И он показал мне длинный, сложенный восьмёркой хлыст. Успокоил, ага… Хлыстом волков не отпугнуть. Я нервно попросила:

- Давай побыстрее, пожалуйста. Совсем неуютно как-то… Хоть и не зима. А вообще, волки полезны…

Порфирий причмокнул на лошадь, и коляска закачалась сильнее, рысь стала размашистее и скорее. Но вой не удалялся. Он словно преследовал нас. Вглядываясь в лес напряжённо, я подумала, что увидела что-то мелькнувшее между деревьями. Всполошилась. Вцепившись в ручку коляски, ещё сильнее вгляделась.

Волк.

Большой, бурый, высокий на лапах. Бежал с открытой пастью, вывалив язык набок, и смотрел на меня пронзительным взглядом. Рядом трусил волк поменьше, подросток толстолапый.

- Гони, Порфирий! – воскликнула. – Побыстрее!

Волки, волки… Я не хочу, чтобы меня съели, я хочу в постель, спатушки…

Кучер снова тряхнул вожжами, и лошадь пустилась в галоп. Так мы и въехали в город – доскакали! На улице Порфирий чуть притормозил коняшку, чтобы та не взмылилась, и до дома мы доехали снова рысью. Волки остались в лесу, и я поблагодарила бога, что добралась живая и здоровая.