Полина Верховцева Хозяйка старой купальни

Я сделала глубокий надрывный вдох и открыла глаза.

Бревенчатый дом с высоким потолком, деревянная мебель, большое окно, возле которого массивный стол. За ним сидит усатый мужчина в темно-бордовой мантии и с серьезным видом перекладывает пожелтевший листы.

Перед ним на лавках замерли в ожидании какие-то люди: тощий мужичонка с седыми волосами, едва прикрывающими плешь; дородная женщина, то и дело кокетливо поправляющая крупный цветок в затейливой прическе; двое молодых, но неприятных на вид мужчин и девица с капризно надутыми губами.

Я сидела позади всех, в самом дальнем ряду, привалившись спиной к шершавой стене. Сил не было, в голове туман, сквозь который с трудом пробивались одинокие мысли.

Где улыбчивый врач, который приходил ко мне в последние дни? Где белая палата и писк приборов? Куда делась горечь лекарств и ни на миг не прекращавшаяся боль?

Где я? Кто я?

Мои прежние воспоминания смешивались с новыми, чужими и в то же время пугающе родными. Я уже не Марина Ларина, доживающая свои последние дни в больнице, а просто Мари – дочь портного Томаса. Это он как раз сидел в первом ряду, время от времени нервно почесывая лысину. Он давно уже ничего не шил, променяв любимое дело на бутылку, его руки потеряли сноровку и тряслись. А ведь когда-то к нему выстраивались очереди из модниц.

Бабища рядом с ним – моя мачеха Фернанда. Злая, жадная ведьма, жаждущая прибрать к рукам все, включая мое скудное наследство. Двое парней и девчонка – ее дети от первого брака. Стен, Гарри и Таша. Мерзкая троица, достойная своей матери.

Они живут в доме моего отца, едят за его счет, тратят то, что он скопил за всю жизнь, и ни в грош его не ставят. А отец слишком слаб, чтобы отстоять свое мнение и защитить меня. Стоило ему только подать голос и возмутиться, как Фернанда тут же подливала ему пойла, и после пары чарок отец уже не помнил ни обид, ни того, что у него есть дочь.

Мари тоже была слаба. Не от рождения, а потому что мачеха и ее подпаивала. Планомерно травила, мечтая избавиться от лишней обузы и препятствия к единовластному владению домом и всем, что было у папеньки. Каждый день заставляла глотать горький чай, от которого шла кругом голова и хотелось спать. От ядовитых настоек мысли путались. Порой Мари забывала свое имя и не могла связать и пары слов. Не в силах противостоять мачехе и ее подлым отпрыскам, она угасала и подходила все ближе к краю, пока не настал сегодняшний день.

И тогда появилась я… Жадная до жизни, счастливая от того, что больше нет боли, и дико благодарная судьбе за второй шанс.

Тем временем усатый мужчина, сидящий за столом, заговорил:

– Меня зовут Кеннот Вилс. Сегодня я собрал вас всех, чтобы огласить последнюю волю Эммы Бран – родной сестры Томаса Брана.

Папенька с утра не пил ничего крепче чая, поэтому тяжко вздохнул, вспоминая свою старшую сестру. Теткой она была странной: высокой, сухой, словно жердь, седой с двадцати лет. Характер у нее был тяжелый и по-мужски требовательный, поэтому замуж она так и не вышла, детьми не обзавелась, и единственным наследником оказался мой отец.

Что не могло не радовать Фернанду. От нетерпения она елозила по лавке, и ее сытые, раскормленные телеса перекатывались под блестящим атласом. Рядиться она любила в яркое и считала себя женщиной сочной и аппетитной. А окружающим не хватало смелости указать на ее вульгарность – со скандальной Фернандой предпочитали не связываться: как начнет орать, так не отвяжешься.

– Готовы ли вы выслушать и принять ее волю?

– Да-да, – мачеха быстро закивала, и все ее подбородки дружно дрогнули и пришли в движение, – готовы.

– Дом в Ривер-Холле достается Томасу Брану. Дом на берегу озера Ван так же достается Томасу Брану. Участок возле горы Холлирдан – тоже ему.

– Святая женщина. – Мачеха, с трудом переводя дух от восторга, прижала руку к внушительной груди.

Шутка ли, сразу два дома да участок пришли в ее жадные лапы! Наверняка она уже подсчитывала, сколько денег выручит от продажи и как хорошо будет жить со своими великовозрастными детками не работая и ни в чем себе не отказывая. Отца она в расчет не брала, меня – тем более.

Усатый тем временем перечислял мелочи вроде антикварной мебели и украшений, которые тоже переходили к отцу. Даже собака и та ему досталась.

И все-таки Фернанда ждала не этого.

– Переходите, пожалуйста, к ее накоплениям. Наверняка у бедняжки имелись депозиты в банке и немалые.

Усач нахмурился и перевернул лист.

– Про накопления нет ни слова.

– Как же? Куда она все подевала? Как… – Мачеха побагровела от гнева, но кое-как взяла себя в руки. – А что с делом всей ее жизни? Про него она не забыла?