Но вот, наконец, мы оказались под самой крышей в небольшой каморке, где было много стоявших прямо на полу картин. Портреты, сделанные не слишком умелой рукой, поблекшие от времени пейзажи, которым не нашлось места на стенах комнат, гобелены, изображавшие сцены охоты.
Граф подвел меня к холсту, прислоненному к противоположной от двери стене. Это был неоконченный женский портрет. Художник тщательно прорисовал каждый завиток рыжих волос, волнами спадавших женщине на плечи, а вот вместо лица были только контуры – тонкие линии, так и не ставшие чертами той, которая должна была быть тут изображена.
– Кто-то из слуг показал его Кэтрин, и этот портрет, соединившись с ее воспоминаниями, и привел к тому, что она приняла вас за свою мать. Простите, если та сцена во дворе шокировала вас.
– О, что вы! – возразила я. – Это было даже трогательно. И я постараюсь стать для вашей дочери хорошей матерью.
Наверно, так же когда-то говорила и Эмма моему отцу, вот только сдержать свое обещание она даже не пыталась. Но я надеялась, что не повторю ее ошибок, и какие бы отношения ни сложились у нас с графом, его маленькую дочь я уже почти любила.
7. Глава 7
К вящему неудовольствию Эммы наша свадьба с графом оказалась столь же скромной, как и наша помолвка. Его сиятельство заявил, что он давно уже не был в Провансе, и здесь у него не осталось друзей. К тому же, рано утром после первой брачной ночи де Валенсо должен был отбыть в Париж, что тоже не располагало к бурному празднованию.
Впрочем, мое подвенечное платье было достаточно дорогим и красивым, чтобы его одобрила даже моя придирчивая сестра.
– Если бы добавить на него золотого или серебряного шитья и драгоценных камней, то я бы тоже не отказалась его надеть, – сказала она, увидев меня в день церемонии.
А папенька прослезился, когда я вышла из своей комнаты.
– Ты так похожа на мать, Альмира!
Мне всегда хотелось думать, что свою первую жену он любил больше, чем вторую. И пусть их брак был совсем недолгим, он часто вспоминал мою матушку, и в такие мгновения взгляд его становился грустным, а на лбу появлялись особенно глубокие складки.
Гости не были приглашены в имение де Валенсо, но граф не мог запретить им присутствовать на церемонии в церкви, и я не сомневалась, что все скамьи будут заполнены, когда она начнется. И когда мы подъехали к храму, я поняла, что не ошиблась – народ толпился даже на улице.
– Наглая распутница, как ты осмелилась надеть белое платье? – услышала я возмущенный голос месье Турнье – мельника из Сен-Верана.
Мы часто отвозили зерно ему на мельницу, и я всегда считала его пусть и не нашим другом, но хорошим знакомым, поэтому именно его слова особенно сильно задели меня. Если уж он решил высказаться столь хлёстко, то что тогда думали остальные?
– Не слушай его, – сказала мне сидевшая в открытой карете рядом со мной Генриетта. – Говорят, он – гугенот, а от них можно ожидать чего угодно.
Но я даже спиной чувствовала его полный ненависти взгляд. И не только его.
А уже у самого церковного крыльца я увидела Мэрион Маруани, чьи губы тоже что-то гневно шептали.
– Думай о своем муже и о том, что скоро вы будете в Париже при дворе короля, – услышала я спокойный голос отца и заставила себя улыбнуться.
Он думал, что этим подбадривает меня, но стоило мне только вспомнить о де Валенсо, как я вспоминала и о том, что этой ночью мне впервые предстоит лечь к нему в постель, и меня пробирала дрожь. Я уже была достаточно наслышана о том, что близость с мужчиной не сулит женщине ничего хорошего – только стыд и боль. Возможно, если бы речь шла о браке с любимым мужчиной, я отнеслась бы к этому по-другому.