К этому моменту я уже успела подметить, что с рослыми яркими драконицами драконы не слишком церемонились, вели себя как с равными, хотя равными их не считали. А вот низенькие изящные худышки, вроде Эйвери, мгновенно вводили их в роль рыцаря-защитника. Те буквально делали собачью стойку, почуяв вблизи от себя фертильную худосочную особь, даже такую замученную, как я.

Мой расчёт оказался верен. Крупный неповоротливый драконир заалел, затоптался на месте, неловко кивнув в сторону крикливой вейры:

— Так там девочка.

Поблагодарив его неглубоким реверансом, я протолкнулась поближе к женщине, уже и рот открыла, чтобы спросить, когда опустила ненароком взгляд на возвышение с покойником. Меня словно в грудь ударило с размаху.

На белом полотне лежала моя девочка.

Как во сне я подошла ближе, пытаясь разглядеть различия со своей собеседницей, но это совершенно точно была та самая девчушка.

— Как давно… она умерла? — голос звучал холодно и безжизненно.

Как всегда, когда я сталкивалась с действительно серьёзными неприятностями.

— Пятый день как доченька моя умерла, вейра Бельх, — краснолицая женщина неловко поклонилась и тут же повернулась к храмовнику, продолжив азартно торговаться.

Амулеты, оказывается, можно не брать, всё равно девка уже мёртвая, а бумажных цветов, исписанных пожеланиями, вообще не надо, живых можно набрать, вейр Бельх дозволил.

Не знаю, как долго я стояла над мёртвой малышкой, особенно остро чувствуя её худобу и несчастливое прошлое, а после положила ей на грудь длинный стебель гибискуса и пошла прочь.

Вернувшись, безмолвно встала на истёртую подушку и впервые за всю свою жизнь взмолилась богу — матери-драконице, чтобы та смилостивилась и послала малышке новую хорошую жизнь.

Почему-то тот факт, что со мной болтала покойница, меня совершенно не тронул. Вальтарта… Страна драконов. Летают, швыряются огнём, зажигают светильники щелчком пальцев, стены вон магические ставят. Вот и покойники ходят и разговаривают. Чокнутые они тут все.

До ночи я простояла на подушке, хотя тело буквально закостенело от неудобной позы. Ане пыталась меня отвлечь, брат Велех заглядывал, но я молчала, уставившись в одну точку, болезненно переживая близость смерти. Даже Тальхе — вторая храмовница — начала коситься на меня с беспокойством.

Утром я безропотно пережила ранний подъём и беспардонное нарушение личных границ. Две мои стражницы-храмовницы подняли меня ни свет, ни заря, затолкали в ванную, натёрли смесью каких-то трав, убрали волосы в свободную косу и попытались надеть белую нательную рубаху. Совсем тонюсенькую, видимо, чтобы Арахне было удобнее меня хомячить.

— Не сопротивляйтесь, вейра, — запричитала Ане. — А то братья набегут, позору же будет!

Тальхе хмыкнула:

— Можно подумать, если она наденет эту рубаху, позору не будет. Она ж прозрачная, всё равно, что голой к пещере ехать. Зверюги своего не упустят, насмотрятся.

Я молча вырвалась, подскочила к сундуку, где хранила свои честно заработанные платьице и ботинки. Так же молча всё это надела, а пару минут спустя ко мне бросились мои храмовницы — помогать со шнуровкой и расправлять хвост у платья. Сделанное на манер амазонки, оно явно было добавлено швейкой в мой гардероб для забавы. Мол, что эта колхозница понимает в моде. Я же понимала только одно — под короткой передней оборкой начинались обтягивающие мужские штаны из хорошей плотной ткани, наподобие твида. Тепло, свободно, удобно улепётывать от Арахны. Да и село платье на меня на удивление ладно.

— Выходите, копуши! — в дверь заглянул брат Вальриольх и… завис, уставившись на мои ноги. — К-к-карета подана…