— И вы отдыхайте, Хозяюшка! А то вам совсем покою с нами нет! А я, стало быть, с утречка к вам забегу!
Христина ушла. А я, поглядев вслед семенящей, сгорбленной старушке, со вздохом поплелась в дом.
Дом встретил меня пыльной тишиной и сгущающимися сумерками. Это на улице еще было достаточно светло. А в доме уже почти севшее солнце создало мягкий полумрак. Постояв на пороге, я вздохнула, закрыла за собою дверь в темный предбанник и вошла внутрь. Мда-а-а… С освещением нужно что-то решать. И как можно быстрее. Это проблема номер один. Ладно, сегодня я уставшая, и у меня нет ни сил, ни желания что-либо делать. Но уже завтра с курами ложиться — будет просто смех. И это вместо того, чтобы наводить в доме порядок.
Краем глаза заметив на столе у окна какое-то шевеление, я повернула туда. И запнулась. На позабытой мной косметичке, по-кошачьи свернувшись калачиком, сидела найденная мою ящерка. И укоризненно смотрела не меня янтарным глазом из-под кончика хвоста.
— Ох ты ж… — Я плюхнулась там, где стояла. Хорошо хоть мимо лавки не промахнулась. — А про тебя-то я и позабыла! Сама целый день голодная, на одном куске хлеба, и животинку бессловесную голодом морю!
Мне показалось, что взгляд моего найденыша после моих слов стал глубоко удовлетворенным. Хотя, скорее всего, это моя нечистая совесть мне такую картинку нарисовала. Но, когда я протянула руку, чтобы погладить зверушку по голове, она что-то прошипела и недовольно отодвинулась от меня. Я грустно усмехнулась:
— Злишься? Ну что ж, имеешь право! Хозяйка из меня никакая: ускакала на целый день неизвестно куда, а тебя бросила одну и голодную. — Я по-бабьи подперла голову рукой, глядя прямо в немигающий янтарный глаз ящерицы. — Но правда в том, что я и сама голодная. И понятия не имею, есть ли какие-то продукты в этом доме, и как их приготовить. Огня нет, электричества нет, — тут ящерица каким-то неведомым мне образом изобразила на морде изумление, — денег у меня тоже нет. И как из всего этого выкручиваться — только Богу известно.
И тут меня словно током ударило. Я подскочила на месте:
— Погоди… Но ведь я собственноручно запихивала косметичку в сумку перед тем, как уйти с Муриной из дома! А как она оказалась тогда на столе? Неужели в доме был посторонний и рылся в сумке?
Я бросилась к своим сокровищам. Обе сумки стояли на лавке. Там же, где я их и оставляла. Беглый осмотр показал, что все вроде бы на месте. Продукты, пакетики с семенами, картофель… Хотя, в моем ридикюльчике, даже если что-то и пропало, то вот так быстро пропажу обнаружить было нельзя. Я порою и сама не знала, что в моей сумке есть, а чего нет. Помнится, я как-то отобрала у семнадцатилетней дочери, собирающейся идти гулять на рождество, трусики-стринги, состоящие из одних тесемочек. Нет, я не ханжа. Но январь, как мне кажется, совершенно неподходящий месяц для ношения подобного белья. Особенно если учесть, что поверх Машка собиралась надеть короткую юбку.
Так вот, отобрав белье, я почему-то не придумала ничего лучше, чем сунуть злосчастные трусики себе в сумку. И благополучно про них забыла. Через несколько дней на работе шеф у меня попросил анальгин. Я беспечно махнула рукой, мол, возьми в сумке и не отвлекай. Для нас это было не впервой. Я доверяла Льву Владимировичу свою сумку, он мне доверял ключи от кабинета.
Меня не насторожила гробовая тишина в отделе. Я оторвалась от документов только тогда, когда сотрудники дружно грохнули в судорожном, неловком смехе. Шеф, держа двумя пальцами злополучные трусики, как мышонка за хвостик с невозмутимым видом посмотрел на меня: