— Внуча! Я же тебе говорила, чтобы ты к нам шла, как только еда начнет заканчиваться! У нас-то ноги уже еле ходят, а ты-то добежишь быстро!

— Вы и так меня спасли, баб Нюр. Мне неловко, что вам меня кормить приходится, — пробормотала девушка и о своих чувствах не солгала. Ей действительно было стыдно за то, что бабушки ее кормили и помогали в этой жуткой ситуации.

— Вот скажешь ты тоже, глупая! А кто же тебе еще, кроме нас, поможет?! — всплеснула руками одна из женщин. — И не в тягость это нам, а за радость помочь кровиночке нашей Маруси! Если бы она не уехала вслед за сыном в город, мы втроем так и дружили бы. Так что ты и нам внучка родная.

После этих слов в доме повисло молчание, и сердце девушки снова зашлось от боли, а старушки тихо вытерли слезы в уголках глаз.

Умерла, значит, бабушка Гули. Поэтому ей было так тяжело и больно.

Неясно было только, почему она в деревню вернулась, если в городе у нее был отец.

— Ты это… Не реви, внуча. Маруся этого не любила.

Девушка тонко всхлипнула, но бороться с тем, что съедало изнутри живьем, просто не могла. Рана была слишком свежей. Она пульсировала и кровоточила.

— Я знаю. Бабушка сказала, что дает мне две недели вдоволь нареветься, а потом велела начинать жизнь с чистого листа. Но я не смогу…

— Сможешь! Еще как сможешь! Вон, смотри, и день уже растет, и трава зеленеет! А летом тебе некогда будет слезы лить: засадим твой огород, чтобы осенью собрать урожай! И по грибы будем ходить, и по ягоды! Знаешь, сколько с ними возиться придется, чтобы заготовить? У-у-у! Так упластаешься, что будешь засыпать раньше, чем голова на подушку ляжет!

Вторая бабушка только активно закивала.

— Всё верно! Я уже и рассаду на тебя посадила, внуча! Огурчики посадим, помидоры трех сортов! И картошки — как же без нее! И зелень!

— И фасоль надо!

— А как же без нее-то!

— Помидоры у Никитичны знатные! Все соседи за ними охотятся, чтобы себе заиметь на семена! Помнишь, Тась, как твою соседку по огороду гоняли с вилами, когда она туда ночью залезла?

Бабушки задорно рассмеялись.

— Так ночью-то не видно было, что это соседка! Я же подумала, что воры какие!

Девушка улыбнулась сквозь слезы, слушая тех, кто много лет дружил с любимой бабушкой. Был другом и остался до сих пор, даже если самой бабушки уже не было. Без бабы Нюры и бабы Таси она бы здесь не выжила.

Это они прибежали, как только Гуля вошла на порог этого дома и была в таком ступоре, что даже плакать не могла.

Они ее обогрели, растопили печь, принесли еды, чая и не давали упасть духом, когда ей и жить-то не хотелось.

Они вот так же говорили, перебивая друг друга, а Гуля начинала улыбаться, потому что в такие моменты ей казалось, что и бабушка сейчас с ними — сидит рядом, кивает и тоже улыбается.

От них шла такая любовь и теплота, что ее сердечко начинало таять.

Сейчас такой дружбы уже, наверное, было и не найти, чтобы прошло больше двадцати лет, а сердце было бы привязано всё так же сильно. И эмоции были бы такими же чистыми и добрыми.

Гром это тоже чувствовал, даже сильнее, чем могла бы сделать это девушка, в силу того, что была простым человеком и звериным чутьем не обладала.

Деревня вымирала и ослабевала, но люди здесь оставались в большей степени людьми, чем те, кто уезжал в города и начинал думать и вести себя по-другому.

— Ой! А рыба у тебя откуда, внуча?

Гром приподнял голову, когда услышал этот вопрос, и с интересом уставился на дом, в этот момент сожалея о том, что он не видел девушку за стенами, но ощутил до кончиков волос ее неожиданное волнение и смущение.