Смущение — это очень хорошо.

Главное, что не страх и не равнодушие.

А раз смущалась, значит, было что вспомнить неожиданного, и это ее явно тронуло.

Значит, думала она всё-таки о нем?

Мужчина сам за собой не заметил, как вдруг улыбнулся и чуть прищурился, чтобы рассмотреть через кустарники в лесу и траву в поле старое окошко в той части дома, где, к сожалению, не было видно девушку.

— Я утром проснулась, а у меня стоит таз, полный рыбы, — скромно, но с эмоциями отозвалась Гуля, и снова ее сердце застучало от благодарности и интриги, оттого что она так и не узнала, кто же был ее благодетелем. — Сначала я боялась его трогать, думала, что кто-то дома перепутал или случайно, может, оставил. Но потом пришел местный полицейский и сказал, что я могу ее брать. А сегодня вот что нашла на пороге снова…

Девушка показала рукой на старенький стол, который держался на шатких ножках только молитвами и святым духом, куда она поставила баночки с грибами и вареньем, а бабушки ахнули и довольно зацыкали языками.

— Ты смотри-ка! Уже и ухажер нашелся!

— А чему тут удивляться, Нюр? Внуча-то у нас вон какая видная!

Бабушки закивали головами, а Гуля смущенно опустила глаза, потому что красивой она себя никогда не считала. Напротив, свои ярко-рыжие кудрявые волосы она никогда не любила за то, что они привлекали слишком много лишнего внимания. А внимание она не любила тоже.

— И ведь ты посмотри, какой он скромный!

— Значит, Иван это!

— С чего ты это взяла, Тась?

— Ну а как же? Помнишь, в прошлом году он коня вызволил из болота и никому не сознался в том, что доброе дело совершил, пока его отец не рассказал? Вот и сейчас так!

— А может, Петька?

— Да ну тебя! Он бы как петух утром перед окнами ходил!

Бабульки перебивали друг друга и всё перебирали парней и молодых мужчин, которые еще остались в деревне, а Гром мрачнел с каждым их словом всё больше и больше.

Больше он не улыбался.

Напротив, хмурил брови и чувствовал, как рокот негодования зарождается в груди, что было малоприятно.

Однажды в порыве ярости он разнес собственный дом, хотя тот был добротный и большой.

Когда пришел в себя, то первым делом увидел недовольного Бурана, который сидел на верхушке сломанной крыши весь в опилках и кусках дерева, глядя на него так, что, наверное, кинулся бы драться, если бы не должен был защищать Грома ценой собственной жизни.

От того дома остался нетронутым только фундамент.

На нем они потом и построили новый дом через несколько месяцев. В нем сейчас и жили.

А вдруг Гуля послушает бабушек и решит, что ей помогает кто-то из местных мужчин?

Мысль об этом испортила настроение медведя так, что он рыкнул себе под нос, но получилось всё равно достаточно громко — собаки в деревне услышали и начали лаять.

Не то чтобы она была его девушкой, но делить ее он ни с кем не хотел!

Поэтому дулся и рычал, пока Гуля поила чаем бабушек и жарила на всех рыбу, растопив печь вновь привезенными дровами, а сам думал о том, что пора показывать себя, пока на горизонте не появился еще кто-то.

Он ведь себя хорошо знал и понимал, что если кто-то посмеет замелькать перед глазами девушки, то жить ему останется крайне мало: как пойдет в лес, там пропадает и сгинет. Совершенно случайно, конечно же.

К тому моменту, когда бабушки-болтушки вышли из дома Гули и девушка осталась одна, Гром нервно пригладил свои длинные волосы, собранные в шишку на затылке, и даже причесал пальцами бороду, чувствуя, что вспотел от собственного решения пойти к ней в дом и… в общем, просто пообщаться!

Ну а что?

Он же говорил, что придет на чай позже!