Сильно.

Или не кажется?

Господи, я не знаю! Не чувствую! Но влажных обтираний мне однозначно мало.

На пятый день отваживаюсь покинуть убежище.

Долго стою перед закрытой дверью, разглядывая белое матовое полотно из цельного дерева, такого же цвета откосы, тонкую щель у пола и черную металлическую ручку. На ней зависаю особенно. Но всё же решаюсь.

Несмело тянусь, касаюсь прохладной гладкой поверхности и легонько поворачиваю.

Переступаю порог с дико колотящимся сердцем. Кровь так яро бежит по сосудам, пульсирует с шумным… Вух! Вух! Вух!.. что, восстановись в эту секунду слух, я и тогда бы не услышала ни звука, клянусь.

Осматриваюсь.

Просторный холл. Справа еще одна дверь, похожая на мою. Вдоль торцевой стены угловой кожаный диван цвета топленого молока. В масть ему банкетки. Шахматный столик с фигурками из оникса. Чуть ближе ко мне резные перила лестницы, ведущей на первый этаж. И мансардное окно, добавляющее света.

Слева длинный коридор, заканчивающийся двустворчатым распашным французским окном. Еще несколько похожих дверей с обеих сторон. Везде картины. И никого.

Наверное…

Сглатываю страх и уверенно закрываю за собой дверь. Прятаться, конечно, хорошо, но вечно это продолжаться не может. Пора двигаться дальше.

Медленно ступая, приближаюсь к лестнице. Огибаю поворот и…

Блеснувший экран телефона привлекает внимание. Переворачиваю – мама пишет.

«Привет, дочь, ну как ты? Как горло? Лучше стало?»

«Немного. Но говорить пока не могу, больно»

Легенду моим родителям придумали за меня.

Оказывается, пока была в беспамятстве, мамочка, словно чувствуя беду, постоянно названивала. Вот хозяин дома и предпринял меры, чтобы и ее успокоить, а заодно дать мне время прийти в себя.

Он сам ответил на вызов. Представился коллегой по работе и рассказал, что я простыла. Сильно. Так, что пришлось обратиться к врачам. Но главная проблема – из-за перенапряжения и переохлаждения пропал голос.

А чтобы быть более убедительным, отправил моё фото, спящей. Заретушированное, без синяков. Заодно пообещал, что с ней непременно свяжется мой лечащий врач и всё объяснит точнее.

Иван Степанович действительно ей позже позвонил и убедил, что я в надежных руках. Волноваться нет повода.

Мамуля успокоилась, но задалась целью ехать в Питер. Однако, не успела. Папа подцепил простуду. В легкой форме. Но спустя сутки стало ясно, что у него ковид.

И пусть по новым правилам карантин для контактных лиц отменили, мама решила не рисковать и не тащить заразу ко мне. Вот теперь переписываемся…

«Ничего, дочь, главное, что ты мне отвечаешь. Так я меньше волнуюсь»

Улыбаюсь. Мамочка в своем репертуаре. Любит паниковать по любому поводу.

Ладно… иногда четко попадая в цель.

«Элечка, не забывай про теплое молоко с медом и варенье малиновое. Обещаешь? Оно же у тебя еще осталось?»

– Осталось, – отвечаю, не слыша собственного голоса, и набираю ответ:

«Конечно, мамуль. Не волнуйся. Вы меня им на пару ближайших лет снабдили)))»

«Вот и хорошо. Всё, не беспокою. Люблю тебя, родная!»

«И я тебя, ма! Папуле привет и мои объятия!))))»

Всё ещё улыбаясь, нажимаю иконку «отправить», поднимаю голову, чтобы идти дальше, и нос к носу сталкиваюсь с...

10. Глава 10

ЭЛЬЗА

– О, Эльза… – единственное, что получается разобрать по движению губ Серафимы.

Остальное – темный лес. Точнее, динамичная картинка, не дающая никаких подсказок.

Стираю с лица улыбку и качаю головой.

Чего бы важного или не очень не пыталась сейчас поведать мне эта добрая женщина, всё остаётся тайной за семью печатями.

Никак иначе.

– Прости, не понимаю, – произношу вслух, надеясь лишь на то, что мой голос звучит не слишком громко и не слишком тихо.