— Я не врач. — сухо повторяю то, что уже озвучивала ранее, и берусь за дверцу.

— Далеко намылилась?

В спину упирается холодное, неприятно металлическое дуло. Я замираю, сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, дыхание сбивается. Ну, конечно, на что я надеялась, что Чума поблагодарит за спасение и отпустит с миром? Проклятье, угораздило же вляпаться в передрягу!

— Щас Балда подрулит, подбросит до хаты. — кивает на сиденье, и я отворачиваюсь к окну, залепленному пушистыми снежинками. — говори со мной, слышь… Чтоб я не отрубился.

Благоразумно молчу, что мне надо не домой, а обратно в больницу. Меня же вышвырнут с работы, если уже не поздно... Наверное, о моем "подвиге" известно всем, и сейчас мне там перетирают кости.

— О чем? — предательские слезы щиплют под веками, и я кусаю губу, чтобы не разреветься.

— Ну, о чем-нибудь… Расскажи о себе…

Боже, да что рассказывать? В моей жизни нет ни стрельбы, ни разборок, обычная нищенка, перебивающаяся на зарплату санитарки. Что-то бормочу, каждые несколько секунд тормошу его, и так мы коротаем время.

Вот и встретили Новый год… Не знаю, откуда ехал Балда, но у меня создалось впечатление, что с края земли, не иначе. Появился он только спустя полтора часа, а промедли еще чуть-чуть, и нашел бы в машине два околевших трупа. По неведомой причине печка отказывалась греть, сколько я её не тыкала, всё было напрасно. Спасли нас бушлаты, оставленные ребятами со скорой, хотя к приезду дружка моего пациента, я почти превратилась в Снегурку.

— Зато кровь свернулась. — шутит Чума, подмигнув мне, и, вдавив дуло пистолета в спину, настойчиво кивает на дверцу. — давай, вылезай. Щас нас доставят в тепло и комфорт.

— Ты же сказал, что меня отвезут домой! — возмущаюсь, оглянувшись.

— Ты замужем? — зачем-то интересуется он, и неловко спускается на землю.

Видимость нулевая, небо низвергает белые хлопья, и ветер, подхватывая их, швыряет мне в лицо. Лихо притормозив, из огромного черного джипа выскакивает молодой мужчина, и торопливо, поскальзываясь, идет к нам.

— Тебе какая разница?

— Если муж дома не ждет, на хрена туда ехать? Отпразднуешь с нами, не трясись так, не обидим. — сжимает мою озябшую руку, и приваливается к газели.

— Чума, чё случилось? Чё за маскарад, я не въехал? — спрашивает Балда, поддерживая его и не давая сползти вниз. — э, брателла, ты чего это? Пьян, что ль?

— Ранен он. — строго вмешиваюсь, взглянув на Балду. — скорее, его нужно отвезти в больницу! Он крови много потерял!

— Хуя с два. Никаких больниц, чтоб... Меня эти спецы с купленными... Дипломами штопали... В гробу я их всех... видел! — хрипит Чума, неожиданно сильно стиснув мои пальцы, и, отлепившись от газели, делает неверный шаг. — погнали, чё в землю вросли… Макс, зарулишь в ближайшую аптеку, вон барышня купит всё, чё надо.

— Кто тебя так устряпал? — удивляется Балда, подталкивая меня к джипу, и ведёт друга туда же, — ты ж в клуб собирался, наехал кто?

— Потом… Расскажу. — с усилием выдавливает Чума, и с громким стоном усаживается в салон «хаммера». — Медсестричка с нами едет… Хреново мне совсем… Если отрублюсь…

Это его последние слова, и я, проклиная всё на свете, плюхаюсь рядом с ним на заднее сиденье. Остается надеяться, что уходящий год не подкинет подарочек в виде смерти нового знакомого…

ДАНИЛА

Очнулся он внезапно, в первое мгновение чудится, будто его окунули в кипящую смолу. С пересохших губ срывается протяжный стон, ослабевшая рука шарит по кровати, но натыкается лишь на покрывало. Рядом никого нет, в комнате он один, и полоска света сочится сквозь щель в прикрытую дверь.