— Я же сказал, не играй со мной. — рычит он, согнувшись пополам. — шевелись, блять!

И я дрожащими руками смахиваю нужные атрибуты в подол рабочего халата.

— Уходим, хватит! Чё не будет, купишь в аптеке по дороге. Колеса у тя есть?

— Какие… Колеса? — не сразу понимаю, о чем он говорит.

Он еле передвигается, держась за стену, и мне ничего не остается, как вести его к служебной двери, зажатой между лестницей и третьим этажом. В голове вертится пугающая мысль, но я её гоню.

— Тачка. — поясняет он, и протискивается следом за мной в сырой сумрак двора. — тачка имеется у тебя?

— Нет. Я и водить-то не умею.

— Похуй. Вон туда топай, к скорой. — кивком указывает на два белых микроавтобуса у ворот. — там разберёмся, чё к чему. Давай, давай, не тормози.

Ему, кажется, совсем худо, голос тяжелеет, дыхание прерывистое и шумное. А если он сдохнет, мне же потом отвечать! Но куда попрешь против огнестрела, Боже…

ДАНИЛА

Девка держится стойко, хотя перепугана насмерть, не обманула, значит, врачиха, подослала кого надо. Он чувствует, что слабеет, силы на исходе, но, стиснув зубы, продолжает идти дальше, не забывая тыкать в бок девице пукалкой. Ха, да узнай она, что это обыкновенная сувенирная зажигалка, уже бы пятки сверкали в обратном направлении. Была б повнимательнее, заметила бы лажу.

— Дверцу открывай. Переднюю. — приказывает он, хватаясь за бампер скорой. — за руль садись, живее!

— Я не умею… — скулит она, неуверенно взглянув сначала на него, затем на рулевое колесо.

— Садись, я чё, должен каждый раз тебе повторять! — угрожающе рявкает Данила, и поднимает дуло на уровне её лба.

Видимость размытая, его мутит. Девчонка расплывается, превращаясь в неясный комок, и он несколько раз с силой зажмуривается. Становится лучше, но ненадолго, рана то и дело простреливает невыносимой болью. Кое-как влезает на сиденье, зажимает ладонью дыру. Девчонка дрожит, беззвучно хнычет, и он тяжело бросает:

— Врубай двигатель, и погнали отсюда к ебеней матери. Вон ключ проверни на два оборота… Руки положи на руль, держи крепче… — переводит дух, приступ боли адски жжет, мотор утробно урчит. — теперь ногу на педаль газа, плавно… Плавно вдави, и… Езжай прямо… Прямо пока…

Из больницы выскакивают двое мужиков, наверняка врач и водила скорой. Медлить нельзя, но девка не решается тронуть тачку с места, и Данила, пересилив болевые ощущения, резко топит педаль в дно, левой рукой выворачивает руль, и машина рывком катится вперед...

Сообразив, что деваться ей некуда, девчонка мгновенно собирает волю в кулак, и начинает прислушиваться к его словам. Сознание окутывает туман, но он старается не отключиться, и объясняет, что делать, иногда надолго умолкая и борясь с болевыми приступами. Никто за ними не гонится, это добрый знак. Но расслабляться рано, щас в больничке уже всполошились, куда исчез доставленный с огнестрельным пациент, и не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться — стуканут ментам.

— Всё, тормозни тут. Телефон дай. В кармане, — хрипит Данила, закрыв глаза и пережидая очередную острую вспышку боли. — как зовут-то тебя?

Кажется, что правый бок режут сразу десятью ножами, кромсают плоть, выворачивают кишки.

— Стася, — быстрый взгляд в его сторону, и она принимается шарить в его карманах.

Слабый запах духов щекочет ноздри, мягкие волосы, выбившиеся из косы, падают на лицо Даниле. Ваниль. Ему чертовски нравится этот аромат.

— Стася? — усмешка кривая, вновь морщится, пытаясь не слишком сильно прижимать руку к ране. — чё это за имя такое?

Пальцы липкие от крови. Еще чуток потерпеть.