Приподняться удается с третьей попытки. Скрипнув зубами от натуги, Данила осматривается, взгляд выхватывает знакомые очертания мебели, задернутые шторы. Кажется, еще ночь, сквозь ткань мерцают размытые огоньки. Интересно, Новый Год уже наступил или нет? Силится припомнить, в котором часу поехал в кабак, вроде, около семи. Потом была недолгая разборка с тем дятлом, прицепившимся к Лерке, там-то он и схлопотал пулю под ребра.

Или он всё-таки проспал главную ночь страны?

— Балда!

Хотел позвать друга громко, но едва расслышал собственный шепот. Обессилев, падает на кровать, и закрывает глаза, борясь с очередным болевым спазмом. В памяти всплывают образы прошлого, другая новогодняя ночь и смеющаяся молодая женщина в нарядном синем платье; он протягивает ей роскошный букет алых роз, а она, кокетничая, убегает вглубь квартиры, и в прихожей витает терпкий аромат духов.

— А ну-ка, спокойно! Тебе нельзя вставать, кровотечение снова начнется.

Смутно знакомый девичий голос, звонкий, строгий, заставляет Данилу сделать усилие и поднять веки. Она стоит, окруженная ярким кругом света, и что-то раскладывает на журнальном столике. Лица её не видно из-за густых темных волос, и мужчина скользит мутным взглядом по точеному плечу, разглядывает тонкую изящную руку, и невнятно шепчет:

— Стася…

Девушка поворачивает голову. Нет, это не она, не случайная попутчица, на него смотрят нежные большие глаза Карины.

2. Глава 2

— Ты куда это?

Продолжаю сбегать вниз по ступеням, бахилы так и не сняла, и ноги скользят по заледенелому дереву. Может быть, еще успею попасть домой до полуночи, в холодильнике есть бутылка шампанского и оливье. Встречу праздник как нормальный человек.

— Отстань! — огрызаюсь, сердито оглянувшись на Балду. — не бойся, не сдохнет твой дружок, я сейчас позвоню нашим, заберут в больницу и зашьют.

— Ты чё, в натуре дура или прикидываешься? — рявкает он, и, в два прыжка обогнав меня, разворачивает к себе. — в больнице уже ментяры шерстят, тебе туда тоже соваться не резон. Ты ж умыкнула пациента с пулевым, мозгами пошевели, подруга! Ты подозреваемая номер один.

— Расскажу, как было! — упрямлюсь, не желая признавать его правоту, но голос сдает, и в нем меньше уверенности.

Обхватив себя руками, трясусь от озноба. Чёрт, ну и холодина! Вокруг белая копоть, не видно даже соседних домов, только сквозь изморозь тумана просачивается призрачный свет фонарей.

— Пошли, не то в Снегурочку превратишься. — усмехается Балда, и тащит за собой обратно. — да не парься, щас заштопаешь Чуму и отметим по-человечески.

Встаю как вкопанная на пороге. Он серьезно?!

— Не буду. — заявляю, топнув ногой, и решительно пытаюсь прорваться на улицу, отталкивая Балду, загородившего собой проход. — отвали, понял! Не буду я чинить его, я не врач! И вообще… Ухожу.

— Пешком в сорокаградусный мороз? Раздетая? — хмыкает этот несносный, ухмыльнувшись. — ты чё, самоубийца? Или этот, как его… Дэвид Копперфильд?

Тут не поспоришь. На мне только тапки и униформа санитарки, а под ней джинсы и футболка. Догони меня кирпич… Такси сейчас уже вряд ли поймаешь, да и денег нет. И я понятия не имею, что это за район. Скрепя сердце, вынужденно говорю

— Ладно. Фиг с тобой. Уговорил!

Балда самодовольно улыбается, и я поспешно добавляю:

— Но штопать твоего дружка всё равно не буду!

— Там рана пустяковая же. И ребенок справится.

— Вот и зашивай сам! — отрезаю, прекрасно зная, что эти препирательства бессмысленны.

Иду в спальню, хмуро бросаю через плечо:

— Неси всё, что купили в аптеке. И спирт найди.