— Вот кому здесь живется хорошо, да, котяра?

— Мяу, — отвечает он.

— Так я и знал, — усмехаюсь, трепля его живот.

Докурив, возвращаюсь в дом, заперев дверь на большой скрипучий засов.

— Кирюш, я тебе постелила в дальней комнате, — говорит бабушка, когда я вхожу в «гостиную».

Телевизор уже выключен, экран накрыт салфеткой.

— А это зачем? — киваю на кружевную ткань, покрывшую кинескоп.

— Так чтоб пыль не садилась. И красивее так, — умиляется бабушка.

— Это ты сплела?

— Связала. Да, я. Еще и носочков тебе, кстати, навязала, только посылка почему-то возвращалась три раза, — грустно заканчивает она. — Завтра тебе их отдам.

— Спасибо, ба, — на меня накатывает такая бесконечная нежность к ней. Подхожу и обнимаю свою коротышку, а она обвивает мою талию морщинистыми руками и всхлипывает. — Ба, ты чего?

— Ой, да не обращай внимания, — говорит она, отстраняясь и утирая слезы воротником халата. — Я ж старая уже, тонкослезая стала. Ну все, топай спать.

— Я рад, что приехал, ба, — произношу негромко.

— И я, внучек, рада, — с ласковой улыбкой отвечает она.

Мы расходимся по комнатам и укладываемся спать. Это так странно: вокруг столько звуков, и ни одного громкого. Ни воя сирен, ни шума машин, ни ругани за стеной. Только сверчки, тиканье часов, шуршание листьев за открытым окном. А потом еще и урчание кота, который, запрыгнув на мою кровать, укладывается мне прямо на грудь. Как будто знает, где болит сильнее всего. Только там и болит. Прижимая к себе наглую толстую морду, я уплываю в безмятежный сон.

3. Глава 2

— Лидия Порфирьевна, хлеба не было. Привезли совсем мало, разобрали еще до моего прихода. Простите, поздно сегодня пошла.

Меня будит голос, похожий на перезвон колокольчиков. По телу мгновенно разбегаются мурашки, а член встает, как по команде. Я улыбаюсь с закрытыми глазами. Мне все еще кажется, что я сплю, но потом слышу голос бабушки:

— Ой, ну что ты, Машенька. Разве это беда? Возьми денежку.

— Да за что? Я только конфеты смогла купить. Там всего-то двести грамм.

— Бери-бери, не выдумывай. Тебе деньги нужнее.

— Я позже испеку хлеб и принесу. Заберите деньги, Лидия Порфирьевна, вы что? Вы и так мне молоко даете бесплатно.

— Так это я так маму твою благодарю за всю ее доброту.

— Я не возьму, — безапелляционно. Упертая какая — отмечаю с улыбкой.

— Ох, девочка, — вздыхает бабушка.

— Все, я убежала. Спасибо большое за молоко.

— Зайдешь еще за сметанкой позже.

— Вот хлеб испеку — и зайду.

— Да не бегай с банкой! — выкрикивает бабушка и добавляет тихо: — Разбить ведь можно.

Я сажусь на кровати и тру лицо. Даже не глядя на часы, понимаю, что еще слишком рано для пробуждения. Даже на пары я не встаю так рано. Отодвигаю в сторону штору, глядя сквозь стекло окна на кристально чистый воздух. Такой может быть только в деревне, где выхлопные газы портят воздух, судя по всему, всего пару раз в день: когда проезжает машина с продуктами, а еще когда мелькают такие, как я, залетные.

Мой взгляд цепляется за фигурку, выскакивающую через калитку. Толстая светлая коса, словно хлыстом, проходится по спине, когда девушка резко разворачивается, чтобы закрыть засов на калитке. Я почему-то не могу оторвать от нее взгляд, хоть девушка совершенно не в моем вкусе. Слишком низкая, грудь маленькая, курносый нос. Вот что точно привлекает мое внимание — это приятные окружности попки, которые просматриваются под тонкой тканью платья. Она встала так, что как раз на это место попадают солнечные лучи, и ткань становится практически прозрачной.

Что ж ты, девочка, так опрометчиво светишь прелестями перед голодным волком?