И на каждое плохое слово поцелуй. Влажный. Дикий. Безумный.

И вообще, все, что между нами, какое-то необъяснимое безумие. Я даже не могу вспомнить момента, когда моя ненависть превратилась в желание ему принадлежать. Защитить от гнева отца. Гнева, который неизбежен.

А может быть так же неизбежен, как мы с Богданом. Может быть, в тот день, когда отец убил его отца, он дал вселенной задачу соединить нас с Богданом.

— А ты веришь в судьбу? — спрашиваю смело, пока он целует мою шею, словно путник после долгого путешествия по пустыне. Он поднимает голову, потом и вовсе выпрямляется.

— Ты еще спроси, кто я по гороскопу, — тянет он меня наверх, но я не успокаиваюсь.

— Ну и спрошу. Какого числа ты родился? Я вот допустим первого марта. Рыбы. А ты? Кто по гороскопу?

— Знак «Не суйся».

— Какой не суйся? А-а-а!

— Аня. Я не буду тебе говорить.

— Тебе стыдно за свой знак? Ты девы? — почему-то действительно смешно. Странно, я раньше даже не задумывалась над тем, что мужчины тоже могут быть девами.

— Ха, ха.

Он пародирует мой смех, пока мы поднимаемся по лестнице, но тут же замирает. Я выглядываю из его плеча и натыкаюсь взглядом на Диму. В очках, широких джинсах, весь взъерошенный, он напоминает мне Гарри Поттера. Но, наверное, поумнее. А еще он выглядит очень недовольным.

— Малыш, ты иди на кухню. Холодильник в твоем полном распоряжении, а мы выйдем с Димой, мне кажется, его пучит.

— Главное, чтобы ты не обосрался, — огрызается Дима этот и демонстративно закрывает свой ноут, затем только выходит.

— Нервный какой-то. Побудешь одна?

— Да, конечно. Ничего, что ты меня сюда привел? Мне кажется, он не очень рад.

— Если честно, мне плевать, чем он не рад. Сделаешь, кстати, оладьи? Серега говорил, они у тебя, как облака получается.

— Вот же жук, а мне бы хоть раз спасибо сказал. Сделаю, если найду все нужное.

Богдан целует меня, прижав к себе, и шепчет.

— Если не вернусь через десять минут, вызывай спецназ.

Я смеюсь тихонько и иду смотреть, что есть в холодильнике. А этот богохульник еще и перекрещивается перед выходом.

Я смотрю на пустую комнату, потом на дверь, потом на холодильник. Снова на дверь. Так хочется подслушать, о чем они говорят, но сейчас Богдан наверняка будет выкручиваться и говорить, что все это игра. Зная об этом, я даже не обижаюсь, а вот услышать это будет неприятно. Так что я полностью переключаюсь на маленький холодильник, в котором оказывается прокисшее молоко и пол пачки сливочного масла. Их и достаю. В перекошенной настенной тумбочке находятся мука и даже сода. Странно даже, здесь повсюду бардак, но продуктов очень много. Сразу видно, парни любят поесть.

Я начинаю замешивать тесто, когда входит Богдан, тут же подходит ко мне с вопросом.

— Руками?

— Это такое тесто. Оно должно быть густым и вязким.

Я лишь мельком замечаю Диму, зашедшего минуты на две позже. Его лицо осталось неизменным, но он молча сел за свой ноут и принялся что-то печатать.

— Не обращай внимания, — шепчет мне Богдан, прижавшись стояком. Он вообще бывает расслаблен?

— Ты можешь не так сильно ко мне прижиматься? Отвлекает.

— Зато представь, с какой страстью будут прожарены оладушки, с такой же, с какой я хочу прожарить тебя.

— Ты никогда не угомонишься, пошляк? — мараю его лицо тестом, а он в ответ шлепает мой зад, оставляя там след от муки.

— Слушайте! — кричит Дима, вскакивая. — Если хочется потрахаться, идите вниз. Только здесь мне ваших брачных игр не хватало.

— Извини, — неудобно-то как, совсем о нем забыла. — Богдан, иди лучше на стол накрой.