Тюлинька тоже вела себя немного чудно. Потому что стоило ей попасть в город, как она начинала идти быстрым шагом. Так она привыкла, когда работала телефонисткой и торопилась управиться со всеми делами за обеденный перерыв. Когда они бывали в городе, Гюро хватала её за пальто, чтобы Тюлинька от неё не убежала. Но в Тириллтопене Тюлинька ходила спокойно и неторопливо разглядывала выставленные там вещи вместе с Гюро и Сократом, ведь она была их дневной мамой.

Однажды Тюлинька пришла к Гюро и Эрле с каким-то странным выражением на лице. Дело шло уже к вечеру, и в это время Тюлинька обычно не приходила, но сегодня пришла, и было видно, что она хочет что-то сказать.

Эрле заварила ей кофе, и они сели разговаривать в гостиной. Гюро немножко посидела с ними, потом ушла и сначала поиграла на полу у себя в комнате, потом в прихожей. Она услышала, как Тюлинька сказала:

– Ну вот, скоро опять Рождество. Знаешь, Эрле, всю жизнь перед Рождеством меня одолевала тоска. Ты же помнишь: на Рождество все постояльцы разъезжаются из пансионата, а хозяйка устраивает себе каникулы, и кто остался, должны сами себе готовить еду и обходиться без обслуги. Хуже всего было в сочельник. Пока живы были мои родные, я всегда ездила на Рождество домой, но, когда их не стало, мне как-то уже никуда не хотелось. Несколько раз я просто оставалась в пансионате. Ну разве что встречалась иногда с Лиллен. Но Рождество она встречала с родными, и я оставалась одна. Потом я пробовала уезжать в какую-нибудь гостиницу, но там мне тоже не понравилось, и в конце концов стала проводить Рождество в пансионате у себя в комнате.

– Ну а как же Андерсен? – спросила Эрле. – Он-то разве не оставался?

– Нет, он уезжал в другой город к сестре, а возвращался только после Нового года.

– И ты оставалась в Рождество совсем одна? – сказала Эрле.

Она подошла к Тюлиньке и стояла к ней близко-близко.

– Да, дружочек, – сказала Тюлинька. – Приходилось что-то придумывать, чтобы совсем не заскучать.

– Неужели у тебя не было даже праздничного угощения?

– Было, конечно, – сказала Тюлинька. – Я всего накупила и накрыла стол у себя в комнате, как могла, наряднее. И вот села я и сказала сама себе: пора вспомнить, почему мы празднуем Рождество. А празднуем мы его в честь Младенца, который родился две тысячи лет тому назад.

– Младенец Иисус, – сказала Эрле.

– Да. Но тут мне поневоле вспомнилось, какое бывало раньше Рождество в моём детстве, и вспомнила, как хорошо было, когда жива была мама, и припомнила те рождественские праздники, которые мы встречали вдвоём с папой.

– А эта женщина, которая тебя так запугивала, не была тогда с вами? – спросила Эрле.

– Она – нет, – сказала Тюлинька. – Она никогда не встречала с нами Рождество. В магазине у папы работало несколько женщин, но после работы они уходили к себе домой. Была одна, которая помогала нам по хозяйству, вот она – да, но мы с папой всё равно были как бы одни. В сочельник он приходил очень усталый, перед Рождеством у него всегда было страшно много работы, так что, закрыв магазин, он ложился отдохнуть, и я тоже ложилась, ну, чтобы потом вечером нам подольше посидеть. И вот по всему дому разносился запах кислой капусты, и для меня это был самый что ни на есть праздничный запах. Потом мы вставали, одевались по-праздничному и ехали в церковь. У нас тогда была лошадка и сани, и ехали мы с бубенчиками, а в церкви для нас по-настоящему начинался праздник, знаешь, когда священник читает рождественское Евангелие и все поют рождественские песни. А после мы навещали могилу матушки, ставили там большую свечку и клали на могилку веночек из куропаточьей травы. Куропаточью траву для венка мы с папой собирали сами, запасались ею с осени. Затем мы ехали домой и садились за стол. Женщина, которая вела наше хозяйство, всё приготавливала к нашему приходу, а сама уходила, не дожидаясь нашего возвращения. Папа хотел, чтобы она встречала Рождество со своими близкими. Угощение было очень вкусное, мы сидели за столом и любовались на ёлку.