– Правдоподобно.

И на артефакт пялится.

А Еремею что. Он вообще у нас человек весьма себе правдивый.

– Да и проверять станут в приличном доме… на мне ж всякое есть. Случалось в жизни попадать в ситуации. Разные.

– Покойник числится?

– Покойник… это у тебя, может, покойник. У меня уж и кладбище наберется среднее руки, – прозвучало хвастливо. Еремей ещё улыбнулся так, от души. Чтоб проняло. Светлова проняло, хотя он старательно виду не показывал.

– С тобой понятно. А хозяин твой?

– А что хозяин? Думаешь, ему жить весело? Вон, имение продать пришлось, земли тоже. Долги едва-едва прикрыл и остался с голой жопой. Дворянским чином, чай, не прокормишься. На службу? Так на службу рекомендации надобны, людишки, которые за тебя похлопочут, если в приличное-то место. И с той службы ещё поди-ка прокормись. У него ж на руках двое, почитай, немощных. Один блажной, другая – девка. Так бы, может, на военную пошёл, да где ж их оставишь? Не гляди, Светлов, что дворянского роду. Парень хороший. Крепкий. И решительности хватит…

– Ты прям сватаешь.

– Скорее уж это… как там… обрисовываю точки соприкосновения и взаимного интересу! Во! – Еремей поднял палец. – Кстати, тоже дарник. Тебе ведь дарники нужны.

– Это как-то…

Нужны.

Вот только предложение больно неожиданное.

– Хорошо, – Светлов руку от револьвера чуть отодвигает. – И какая вам выгода? В революцию, как понимаю, ни ты, ни твой… хозяин, – он выделил это слово, показывая, что нисколько не верит, будто у Еремея хозяева могут быть, – не верите. Денег ради?

– Куда ж без них. Вот знающие люди бают, что намедни с купцом первой гильдии Весенниковым неприятность случилась. Вёз деньги с фабрики в банк, а нехорошие люди машину-то остановили. И деньги отняли, а самого Весенникова так побили, что целители не берутся предсказать, выживет ли.

– Полагаете, мы имеем какое-то отношение…

– А на той неделе банк ограбили, – перебил Еремей. – Главное, у всех, кто в зале был, изъяли и деньги, и драгоценности, а взамен роздали прокламации с уверениями, что всё-то изъятое пойдёт народу. Ещё можно несколько мелких налётов вспомнить. Или вот…

– Хватит. То есть вы хотите денег?

– Я – да. Точнее не просто денег, но постоянных. Так сказать, регулярного дохода, который позволит закрыть основные жизненные интересы. А вот хозяин полагает, что надобно искать не деньги, но возможности. И что в любом деле можно возвысится. Но в вашем как раз это сделать проще.

– С чего бы?

– С того, что грамотных и сильных среди вас мало. Это… как его… конкуренция невелика.

– Он самоуверен.

– Есть такое. Но скажи, что не прав?

– Надеюсь, он понимает, что обратной дороги…

– А давай ты вот встретишься и сам спросишь, чего он там понимает, а чего не понимает. Я что? Я человек простой. Чего сказали, то и делаю.

– И чего делаешь?

– За хозяйством приглядываю. За Татьяной Ивановной, чтоб никто не обидел. За Тимошкою нашим… за мальчишками вон. И за тобою буду, если финтить вздумаешь.

На револьвер Светлов посмотрел, но руки убрал под стол, а после поинтересовался:

– А что за дар у него?

– У кого?

– У твоего хозяина? Чтоб мне понимать… насколько мы можем соответствовать его чаяниям. Так сказать. Или тоже промолчишь?

– Отчего же. Тут тайны нет. Охотник он.

– Даже так? Из чьих?

– Из своих. Собственных. Чего? Бискуповский он.

– Не слыхал.

– А то ты обо всех слыхал, – фыркнул Еремей. – Это тут, в Петербурге, бояре сидят, важные да именитые. На границе ж народец попроще. И Охотников там есть.

Тонкое место.

Самое, пожалуй, шаткое в нашей такой чудесной и почти правдоподобной легенде.